SHBF: "Альтернарративы" (заявка №2)

[Nyctalus]

Это цикл историй, представляющих собой альтернативные описания рейхенбахских событий. Истории не связаны между собой.
Упоминаются гомо-, гетеро- и асексуальные отношения, физическое и сексуальное насилие, смерти персонажей, в некоторых историях возможен анхэппи-энд.

Название: Альтернарративы
Автор: Nyctalus
Муза: Завулон
Беты: Comma (третья история), Resurrection (остальные истории). Автор настаивает, что все удачные находки принадлежат бетам, а все оставленные ляпы -- только ему самому.
Автор благодарен за поддержку, помощь и консультации Ferry, Sherlock, Silent guest, virago и Галине.
Жанр: angst, приключения, детектив
Рейтинг: PG-15
Написано по заявке №2: Хочу дженовый или слэшный фик, представляющий собой альтернативную версию событий на Рейхенбахе. Рейтинг/пейринг не имеют значения. Главное условие: под конец история должна "вырулить" в рамки канона - т.е. через три года Холмс должен вернуться к Уотсону, а Мориарти - исчезнуть.

Пока выкладываю первые три истории, по мере вычитки бетами буду добавлять остальные.

История первая. Опустевший дом
История вторая. Алиби
История третья. Каденция

Эпиграф к циклу:

Тpи года он скитался по Пеpсии, Тибету и Фpанции, пеpеписываясь только с одним человеком, своим бpатом Майкpофтом, так чтобы Себастьян считал его умеpшим. Хотя, как явствует из его же собственного pассказа, Моpан знал, не мог не знать, что он спасся!
Все это, увеpяет Уотсон, поведал ему Шеpлок Холмс. Hо это же пpосто вздоp, нелепица, котоpой не повеpит даже деpевенский дуpачок. Hевозможно пpедположить, чтобы Холмс мог когда-нибудь помыслить о том, чтобы обмануть человека, находящегося в здpавом уме, такого pода объяснениями. Hевозможно повеpить, что он мог пpедложить подобное объяснение, оскоpбительное для его интеллекта, даже кpуглому идиоту. Я утвеpждаю, что он никогда этого и не делал.

Рекс Стаут

запись создана: 06.01.2009 в 02:34

@темы: Sherlock Holmes Birthday Fest, Фанфики

Comments

[Nyctalus]

История первая. Опустевший дом

― Всего шиллинг, сэр! Прекрасный журнал, возьмите, не пожалеете! ― старик в поношенной шляпе и нелепом мохнатом шарфе протягивал мне истрепанный «Стрэнд». ― Шиллинг, сэр, считайте, за бесценок. Здесь очень хороший рассказ, я заложил страницу, вы обязательно прочтите. Я был тронут, когда читал, сэр, ― он протянул руку и удержал меня за рукав. ― Всего шиллинг, вам понравится рассказ, не сомневайтесь!
Было в его голосе что-то трогательно-беззащитное, чему я не мог противостоять. Думая поначалу, что старик просит милостыню под видом продажи журналов, я протянул ему пару монет и собрался продолжить путь. Но он впился в мой рукав с неожиданной для его облика силой.
― Не обижайте меня, сэр, я не попрошайка! Разве не может бедный библиофил предложить джентльмену хороший журнал?
Я сдался, сунул «Стрэнд» в карман пальто и зашагал прочь. Вечерело, моя служанка скоро должна была уйти. Мне же в последние месяцы было особенно тягостно возвращаться в пустой дом. События трехлетней давности оказались слишком тяжелы: весной я потерял друга, в декабре же, перед самым Рождеством, инфлюэнца, собиравшая в ту зиму щедрую жатву, отняла у меня Мэри. Практика моя пришла в упадок, и я не мог отвлечься даже работой.
Смерть Мэри надломила меня, и в январе девяносто второго я написал самый горький свой рассказ, рассказ-прощание с Шерлоком Холмсом. Боль обеих утрат выплеснулась на бумагу, но еще долго я не мог отдать текст издателю, только показал черновик Майкрофту Холмсу, с которым мы виделись несколько раз после смерти его брата. Рассказ наконец увидел свет только через два года, и во мне словно что-то умерло. С тех пор мой пустой дом стал тяготить меня, и я даже подумывал подыскать квартиру с хозяевами.
В тот промозглый и ветреный апрельский вечер я сидел в гостиной, не разжигая камина, и не мог оторвать глаз от раскрытого журнала. Закладка отмечала мой собственный рассказ «Последнее дело», и само по себе это не удивило бы меня: я искренне горевал о Холмсе, когда писал эту историю, а искренность трогает людей. Но, перечеркивая конец заголовка и выходя на поля, наискосок шла надпись: «Благодарю вас, мой друг». Сделана она была второпях остро отточенным карандашом, сломавшимся на букве «р», ― не нужно было особой наблюдательности, чтобы заметить это.
Не могу передать странного чувства, что охватило меня: с холодным вниманием я подмечал детали, пытаясь логически объяснить увиденное, но в это же время в душе моей царило смятение, и воображаемые картины одна за другой мелькали предо мной с немыслимой скоростью.
Я узнал почерк, не мог не узнать, и писавший был уверен в этом. В спешке некоторые буквы вышли неаккуратно, но он даже не попытался сделать их привычно ровными.
Выйдя из оцепенения лишь несколько минут спустя, я лихорадочно пролистал журнал, ища экслибрис библиофила. Не найдя, я пришел в отчаяние и попытался вспомнить хоть что-то из внешности старика, кроме шляпы и шарфа. Как ни странно, я никак не мог понять, низок он был или высок и какого цвета у него глаза.
Охваченный возбуждением и надеждой, в которой сам себе не решался признаться, я выскочил на улицу. Старик в шляпе и шарфе курил у ограды, зажав подмышкой стопку журналов.
― Вам понравился рассказ, сэр? Очень хорош, не правда ли? У меня полная подшивка, но этот ― мой любимый.
В речи старика мне чудились отголоски знакомого голоса.
― Я посмотрю ваши журналы, но здесь уже темно, ― ответил я, включаясь в игру, в которую невозможно было поверить. Сырой апрельский вечер показался мне по-летнему теплым. ― Не хотите ли зайти в дом?
― Я сразу понял, что вы знаете толк в литературе, сэр, ― согласился старик и отбросил окурок. ― Вы ведь не откажете мне в паре глотков бренди, а, сэр? Нынешняя весна слишком холодна, и у меня ломит кости.
Я гнал прочь мысль о том, что сошел с ума. Провел его в гостиную, достал бутылку бренди и два бокала. Старик устроился в кресле у камина, и теперь было хорошо видно, что в нем никак не меньше шести футов росту. Он молчал, и я не решался заговорить, страшась, что наваждение вдруг развеется. Разжег камин и разлил бренди.
― Вы не сошли с ума, дорогой друг. Это действительно я. Простите за столь внезапное вторжение…
Я ждал этого голоса и надеялся его услышать, но в тот момент едва успел схватиться за каминную полку. Сознание мое, должно быть, помутилось, еще некоторое время мне казалось, что Холмс, усаживающий меня в кресло и подносящий бокал к моим губам, ― всего лишь сон или мираж.
― Я пытался предупредить вас немного заранее, но и не предполагал, что мое появление подействует на вас так… ― растерянно бормотал надо мной голос, который я считал навеки умолкшим в грохоте Рейхенбахского водопада.

[Nyctalus]

― Но как, скажите, удалось вам спастись из той страшной бездны?
― Вы уверены, что действительно хотите это знать? ― спросил Холмс, пристально глядя на меня и словно решаясь на отчаянный шаг.
― Да, конечно!
Он кивнул, будто соглашаясь с неизбежным, откинулся в кресле и прикрыл глаза.
― Дорогой Ватсон, я приготовил для вас отличную историю и сейчас с удовольствием поведал бы ее вам. Я рассказал бы о полковнике Моране, которого заметил во время драки с профессором Мориарти, о том, как мне удалось укрыться среди скал от духового ружья, и о том, как пришлось три года жить под чужим именем, чтобы сбить полковника со следа. Но правды в этом было бы не больше, чем в вашем рассказе о моей смерти, и я не смог бы спокойно смотреть вам в глаза после того, как обманул бы вас вновь. А я сейчас ни в чем не нуждаюсь так сильно, как в вашем доверии.
― Что бы это ни было, вы можете сказать мне! ― воскликнул я.
― Дайте слово, что не станете перебивать и расспрашивать меня, пока я не закончу, ― потребовал он.
― Даю.
― Покойный профессор Мориарти умел сочетать несочетаемое, соединяя сухой холодный расчет с яркими драматическими эффектами, и именно это делало его истинным художником, творцом преступных замыслов, а не рядовым вором или мошенником. Поэтому я отослал вас в Мейринген к мифической пациентке: оставаться со мной теперь было слишком опасно. Когда высокая фигура преградила мне дорогу, я думал лишь о том, откуда может последовать второй удар. Увы, у меня было всего несколько мгновений, пока я писал вам записку, чтобы попытаться просчитать ситуацию. Схватка произошла слишком быстро, Мориарти имел преимущество в росте и оттеснял меня все ближе к краю пропасти. Дрался он великолепно, и я не поручился бы за исход нашего противостояния, если б не случайность. У самого обрыва я поскользнулся на мокрой траве и упал, невольно увлекая моего противника следом. Он не успел остановить своего движения, протащил меня еще около двух футов по земле, но сам не смог удержаться и сорвался вниз. Нависнув над обрывом, я еще долго следил взглядом за тем, как он летел в пропасть. Потом он ударился о выступ скалы и погрузился в воду.
Разгоряченный схваткой, я не сразу заметил присутствие еще одного действующего лица ― полковника Морана. Как и следовало ожидать, Мориарти не рассчитывал на свои лишь силы.
Должно быть, прежде я не рассказывал вам об этом сообщнике профессора. В юности он получил хорошее образование, но нрав у него оказался скверным, а после нескольких военных кампаний Моран прослыл не только отважным командиром, но и человеком вздорным и неукротимым. Тем не менее, в Лондоне он сошелся с Мориарти очень близко, этих двоих связывала настолько теплая и преданная дружба, насколько подобные люди вообще способны на нее. Во всяком случае, Мориарти доверял Морану как самому себе, и полковник ни разу не обманул такого доверия.
И вот, в тот миг, когда я поднялся на ноги и отступил от края пропасти, я как никогда был близок к смерти: за шумом водопада я не слышал выстрела, духовое ружье стреляет совсем тихо. Неожиданная боль сбила меня с ног, и я снова рисковал сорваться вниз. Пуля попала мне ниже колена, раздробив кость. На пустой площадке над водопадом я представлял собой отличную мишень, так что надеяться мне было не на что: опытный солдат и прекрасный охотник, Моран не допустил бы второго промаха. По некоторым признакам я понял, что наверху в скале есть выемка, где, должно быть, и затаился полковник ― а я был уверен, что это именно он. И все же я постарался отползти как можно дальше от обрыва. Но полковник не спешил.

Холмс облизал пересохшие губы, налил себе еще бренди и выпил. Рассказ давался ему все тяжелей. Как хотелось мне поддержать моего друга! Но, верный данному слову, я был безмолвен.

― После драки одежда моя пришла в полный беспорядок. Я распорол штанину и оторвал полосу от сорочки, чтобы перетянуть рану, ― продолжал Холмс. ― Сверху надо мной зашуршал и осыпался гравий, Моран спрыгнул на землю с ловкостью матерого хищника. Он был в ярости: на скулах ходили желваки, глаза налились кровью, а руки дрожали от напряжения. Схватка с Мориарти вымотала меня, теперь же рана мешала мне двигаться, я был бессилен что-либо предпринять. Поняв это, я почувствовал необычайную легкость, какая, должно быть, приходит к смертельно больным перед самой кончиной.
«Профессор изрядно потрепал меня, ― сказал я, ― я безоружен и устал. На двоих меня сегодня явно не хватит. Исполните задуманное, полковник, и дело с концом».
«Лучше бы вам покоиться на его месте на дне Аара, Холмс. Или уж быть там рядом с ним», ― прорычал Моран.
«Так за чем же дело? Разве прежде вам не приходилось добивать раненого зверя?»
«Смерть от моей руки будет слишком легкой для вас, а я не умею заметать улик, солдату нет нужды скрывать трупы своих врагов. Я мог бы застрелить вас, Холмс, или бросить в водопад живьем, как вы бросили Мориарти, но не стану давать полицейским ищейкам повода подозревать меня».
«Что же вы намерены делать?»
Глаза полковника сощурились, он отбросил ружье в сторону и одним прыжком оказался сверху, прижав меня к земле. Сопротивление мое было тщетно: Моран заломил мне руки за спину, едва не вывернув в суставах, и связал, сорвал с меня остатки одежды, не заботясь о застежках, а просто разрывая ткань.
«Вы сами позаботитесь о правильных уликах, ― прошептал он мне в самое ухо, ― я оставлю вам кое-какой выбор».

[Nyctalus]

Холмс снова остановился в рассказе и некоторое время сидел неподвижно, опустив голову и уставившись на свои руки. Я молча добавил бренди в его бокал, но Холмс отрицательно покачал головой.

― И пьяным, и трезвым я буду помнить это, Ватсон, так что незачем попусту тратить бренди. Я просил вас молчать, потому что, боюсь, не смогу закончить рассказа, если услышу ваше сочувствие или негодование. Малодушие не свойственно мне, но если я и сумел выбраться живым из бездны, уготованной мне судьбой, то могу благодарить за это только свое упрямство. Боюсь, с вами, мой друг, я не смогу быть столь же упрям, как сам с собой. Потому не говорите ничего, что бы вы ни думали о моем рассказе.
Я не сразу понял намерения Морана, столь отвратительны они были. Должно быть, итонские нравы в самом деле оставили след в его душе. Когда же понимание настигло меня, я забыл о ране, дернулся так, что полковник сам оказался в каком-нибудь футе от обрыва. Моя жизнь уже не была мне дорога, я охотно отдал бы ее, зная, что заберу Морана с собой. Но вслед за глухим звуком удара боль захлестнула меня, и все вокруг померкло. Полковник оглушил меня камнем.
Когда я очнулся, затылок пульсировал болью, раненная нога кровоточила, и я едва не кричал при малейшем движении: осколки кости, без сомнения, сместились. Но вы знаете, Ватсон, я достаточно силен, чтобы справиться с этим. Ужасным было другое: уже вошедший в азарт Моран хрипло дышал позади, упершись мне в спину руками. Британский закон карает за подобное, но редкая жертва осмелится искать его защиты, ибо положение, в котором она оказывается, едва ли не самое постыдное и унизительное из возможных.
Дрожа от бессильной ярости, я все еще пытался вырваться. Но Моран не уступал мне физически, а я был ранен. С каждым моим движением полковник лишь глубже вминал меня во влажную землю. Я плакал от стыда, спрятав лицо в траве. Я не обладаю пылким воображением, но, клянусь вам, мне чудился голос Мориарти, взывающий из бездны, и в тот момент я был бы рад оказаться рядом с профессором.
Свершив этот омерзительный поступок, полковник подтащил меня, обнаженного и связанного, к самому обрыву. Мысль о том, что конец близок, даже обрадовала меня. Но полковник вытерся моей одеждой, швырнул её в водопад, привел себя в порядок и подобрал с земли ружье.
«Не думайте, что я получил удовольствия больше, чем вы, ― сказал он, все еще тяжело дыша. ― Мне не нужна ваша жизнь, но и вам самому она будет не нужна. Не сомневаюсь, ваш приятель скоро вернется с подмогой, так что на вас будет кому посмотреть. Я оказал вам услугу, передвинув вас ближе к более достойному исходу. Не могу предложить вам богатого выбора, Холмс, но из двух возможностей вы вольны предпочесть любую».

Холмс залпом опрокинул бокал. Я заметил, что он избегает встречаться со мной глазами. Не в силах пошевелиться, пораженный, я сидел напротив. Горло мое перехватил спазм. Холмс закашлялся, закурил и после нескольких затяжек продолжил свой рассказ:

― Моран не глуп, и в расчеты его вкралась лишь одна ошибка: он оставил меня в живых. Первое, что я сделал, потеряв полковника из виду, ― отполз от края пропасти на безопасное расстояние. Я понимал, что вы скоро вернетесь к водопаду, и никогда еще не ждал вас с такой надеждой. Но следовало смотреть в глаза правде: Моран был прав, вы могли привести с собой помощь, и, выжив в схватке с самым опасным преступником Лондона, мне бы оставалось только покончить с жизнью той же ночью. Я огляделся. С одной стороны смотровая площадка обрывалась пропастью, с другой же высилась отвесная стена. Отыскав небольшой острый выступ, я принялся тереть об него свои путы. Ободрав в спешке ладони, все же мне удалось освободить руки. Я спустился вниз по тропе туда, где оставались мои альпеншток и плащ. Вы должны были появиться с минуты на минуту. Неподалеку я нашел валун, окруженный достаточно высоким терновником. Едва я успел притянуть к себе плащ и укрыться в узкой щели, скрытой кустарником, снизу послышались голоса. Я едва не застонал от отчаяния: следом за вами спешили полисмен и конюх нашей гостиницы!
Я пытался незаметно для остальных привлечь ваше внимание, шурша ветками и кидая на дорожку мелкие камешки. Увы, милый Ватсон, вы были убиты горем, вообразив меня мертвым, и не видели ничего вокруг. А я не мог окликнуть вас, боясь привлечь столь нежелательное внимание посторонних. Когда вы ушли, я мог поблагодарить бога лишь за одно: втроем вы так истоптали смотровую площадку и тропинку к ней, что по оставшимся следам эксперты могли вообразить себе любую картину, какую только пожелают. Следы гнусного поступка Морана, как и следы моего позора, были надежно скрыты.
Шок прошел, и перебитая нога теперь уже не давала мне покоя. Меня бил озноб и мучила лихорадка. Мне пришлось пожертвовать частью плаща, чтобы перевязать ногу. Вы так и не забрали моего альпенштока, и я попытался идти, опираясь на него. До Мейрингена я добрался уже в темноте. Не знаю, был ли это вечер, ночь или предрассветные сумерки. Обессиленный, я впал в беспамятство на пороге какого-то дома.

Холмс поежился, обхватил себя руками за плечи, и мне захотелось укрыть его пледом. Он отложил потухшую трубку и уселся в кресле поудобнее.

― Осталось рассказать немногое, мой друг. Я благодарен вам за ваше терпение и ваше молчание, что бы ни скрывалось за ними. Утром меня нашел пастор Глаубе. Я бредил на нескольких языках, и он поначалу не признал во мне англичанина. Пастор отнесся к моему состоянию с удивительной деликатностью и вызвал ко мне старого, умудренного опытом врача, для которого характер некоторых моих травм не стал слишком шокирующим. К тому времени, когда я пришел в себя, вы уже покинули Мейринген.
У меня не было ни вещей, ни денег, ни даже имени, ибо полковник Моран, несомненно, наводил в окрестных деревнях справки о мистере Холмсе. Я многим обязан доброму пастору, приютившему меня до той поры, пока не сросся перелом. Опуская детали, я вкратце рассказал ему, что со мной случилось несчастье в горах, и больше он ни о чем не спрашивал, хотя врач должен был дать ему представление о том, что со мной произошло. Оправившись от болезни, я написал Майкрофту. К тому времени в Мейрингене уже утихли разговоры и слухи вокруг гибели мистера Холмса; ваше горе, мой друг, сослужило мне службу. Вряд ли кому-то теперь пришло бы в голову сомневаться в моей смерти. Я уехал на Восток и около двух лет провел в путешествиях, стараясь не вспоминать о произошедшем у водопада. Майкрофт снял копию с вашего черновика и прислал мне. Когда тягостные мысли одолевали меня, я перечитывал ваш рассказ, мой друг, и был благодарен за то, какой достойной вам представлялась моя участь.
Вы знаете, Ватсон, никогда прежде я не считал жажду мести полезным чувством. Напротив, я полагал, что она ослепляет и оказывает разрушительное действие на рассудок. Во что бы то ни стало мне следовало побороть в себе ненависть к Морану. То, что я выжил, уже должно было оказаться достаточным ударом для него. Но настолько, насколько я оставался самим собой, я продолжал преследовать его как сообщника Мориарти. Я тщательно просматривал газеты, ища хоть малейшую зацепку, которой мог бы воспользоваться. Лишь в этом я давал выход своей ярости. Но Моран стал осторожен и долгое время не допускал ни единого промаха. Я начал опасаться, что полковник затаится, станет вести тихую жизнь и никогда уже не попадет в мои руки.
Прошлой осенью я вернулся в Европу и несколько месяцев жил во Франции, целиком отдавшись химическим исследованиям. «Стрэнд» опубликовал ваш рассказ в предрождественском выпуске, я берег этот журнал до сегодняшнего дня, когда мне пришло в голову подать вам знак с его помощью. Вы редактировали рассказ перед публикацией, события теперь изложены логично и последовательно, а эмоции не захватывают с первых строк. Но мне дороже тот черновик, что поддерживал меня долгие месяцы душевного разлада, не позволяя мне терять головы и допустить, чтобы мои чувства взяли верх над разумом.
Теперь же в руках у меня есть оружие против полковника, я вернулся в Лондон и прошу вашей помощи по старой дружбе.

[Nyctalus]

Рассказ Холмса ошеломлял, у меня не было слов. Мысли мои путались, в горле стоял комок, дрожь пробирала меня, несмотря на жарко пылающий камин. Холмс снова раскурил трубку. Он смотрел в огонь и казался совершенно опустошенным. Я наконец нашел в себе силы встать и вышел в другую комнату. Я корил себя за невнимательность, за то, что оставил Холмса в беде именно тогда, когда был ему более всего нужен. А теперь, когда мой друг снова был со мной и просил моей помощи, я не знал, что сказать ему. Но, сталкиваясь со страшным недугом, от которого нет лекарства, врач может полагаться единственно на волю больного к жизни. Если уж Холмс один смог вынести выпавшие на его долю несчастья, то и теперь мне оставалось лишь верить в его силы.
Я вернулся с пледом и укутал им Холмса. Он кивнул с благодарностью, но не сказал ни слова.
― Вы дрожите, Холмс, хотите горячего чая? ― спросил я.
― Вы избегаете говорить об этом, Ватсон. Что ж, история и правда не так красива как та, что вы опубликовали в журнале.
― Холмс, ― ответил я с негодованием, ― мое молчание означает лишь то, что мне трудно найти слова! Вы обидитесь, если я приму ваш рассказ как должное, и оскорбитесь, если я стану вас жалеть. Я сделал бы для вас все, что в моих силах, но вы не посвятили меня в свои планы!
― Значит, вы согласны пойти со мной сегодня ночью?
― Когда и куда вам угодно!
― Совсем как в доброе старое время?
― Именно так! Мне до сих пор с трудом верится… ― я схватил его за рукав и нащупал тонкую, мускулистую руку. ― Нет, вы не дух, это несомненно. До чего я рад видеть вас!
Лицо Холмса смягчилось.
― Стало быть, вы огорчились бы, если бы я… не смог поведать вам эту грустную историю?
Я догадался, что он имеет в виду, и нахмурился. Только теперь понял я, почему мой друг решился рассказать мне об этой ужасной истории.
― Я не хочу думать, что вы могли бы поступить иначе, Холмс, ― я покачал головой. ― Что проявили бы слабость и спасовали в трудную минуту.
― Тогда у нас мало времени. Работа ― лучшее лекарство от горя, дорогой Ватсон, ― сказал он, ― а нас с вами ждет сегодня ночью такая работа, что человек, которому удастся успешно довести ее до конца, сможет смело сказать, что недаром прожил жизнь.
Я с трудом уговорил Холмса немного перекусить, прежде чем мы вышли из дому. И правда, все было как в доброе старое время, когда в назначенный час я очутился в кэбе рядом с Холмсом. В кармане я нащупал револьвер, и сердце мое сильно забилось, как и прежде, в ожидании необычайных событий. Холмс был сдержан и молчалив, но когда свет уличных фонарей упал на его лицо, я увидел, что глаза его горят охотничьим азартом.
В ту ночь полковник Себастьян Моран был арестован Скотланд-Ярдом по обвинению в убийстве Рональда Адера. В полицию его доставили изрядно потрепанным: не сдержавшись, Холмс избил его при аресте. Признаться, на затылке полковника остался след и от рукояти моего револьвера.

Позже мне пришлось как-то объяснять неожиданное воскрешение моего друга, но никому не нужно знать, что вовсе не удовлетворение читательского любопытства послужило причиной новой публикации в «Стрэнде».
Это произошло через несколько недель после возвращения Холмса. По его просьбе я продал свой опустевший дом и практику в Кенсингтоне и вновь поселился с ним на нашей старой квартире на Бейкер-стрит. Мою скромную практику купил молодой врач по имени Вернер. Он, не колеблясь, согласился на самую высокую цену, какую у меня хватило духу запросить, ― объяснилось это обстоятельство через несколько лет, когда я узнал, что Вернер ― дальний родственник Холмса и деньги ему дал не кто иной, как мой друг. Полковник Моран был осужден на смертную казнь, «Таймс» напечатала отчет об этом на первой странице.
― Есть вещи, которые нельзя ни забыть, ни исправить, ― сказал Холмс, откладывая газету.
― Вы сделали что могли, ― ответил я. ― В случившемся нет вашей вины.
― Что бы ни говорил мне разум, есть грязь, которая въедается в самую душу, и ни вода, ни мыло, ни даже кровь или слезы не в силах смыть ее. Тот ваш рассказ правдив: часть меня в самом деле не вернулась с прогулки к водопаду. И, в конце концов, то, что произошло там, ― и вправду последнее дело.
― Что ж, тогда мне придется написать новый рассказ, ― возразил я, ― в котором Моран не застигнет вас над пропастью и вы невредимым спуститесь в долину. Там будут камни, пролетевшие мимо цели, расщелина в отвесной стене и прозорливый план великого сыщика.
― Вы все испортите, Ватсон, ― проворчал Холмс, смутившись. Я видел, что ему хотелось бы прочесть подобную историю и он стесняется признаться в этом. ― Вы изобразите полковника глупым мерзавцем на потеху публике. И потом, что вы станете делать с заголовком? «Последнее дело» имело для меня особый смысл.
― Публика получит свое, и я не стану лишать ее поистине великолепного зрелища. В сцене ареста Морана я ни на йоту не отступлю от действительности. Что до заголовка… ― я грустно улыбнулся пришедшей идее: ― Он будет иметь особый смысл для меня. Я назову этот рассказ «Пустой дом».

Конец

Вау!
Это то, что я хотела!

Должно быть, итонские нравы в самом деле оставили след в его душе.

Класс

Я плакал от стыда, спрятав лицо в траве.

Бедный пуся

― Дорогой Ватсон, я приготовил для вас отличную историю и сейчас с удовольствием поведал бы ее вам. Я рассказал бы о полковнике Моране, которого заметил во время драки с профессором Мориарти, о том, как мне удалось укрыться среди скал от духового ружья, и о том, как пришлось три года жить под чужим именем, чтобы сбить полковника со следа.

Ну да, он бы просто не смог соврать Ватсону (((

Работа ― лучшее лекарство от горя, дорогой Ватсон, ― сказал он

Черт. Фраза-то из канона, а как по-другому зазвучала! )

В полицию его доставили изрядно потрепанным: не сдержавшись, Холмс избил его при аресте. Признаться, на затылке полковника остался след и от рукояти моего револьвера.

Да, да!!! ))))

Единственный обоснуйный вопрос:

Вы так и не забрали моего альпенштока, и я попытался идти, опираясь на него.

Если у Холмса кость раздроблена, он смог бы идти? Он же не смог бы на эту ногу наступить. По-хорошему, ему был бы нужен костыль, а не альпеншток, и то я не представляю, как можно идти с костылем по горной местности
Может, пуля просто задела кость, а не раздробила?

OOOOO!!! Класно! да! молодец! спасибо, получила удовольствие!

[Nyctalus]

Мильва
А ты хотела ещё четыре истории в нагрузку к этой? Впрочем, поздно: всё равно будут, как только Resurrection отбетит.
На самом деле, я страшно рада, если это правда то, что ты хотела. Я очень волновалась, этот фик ругали абсолютно все бета-ридеры.

Ну да, он бы просто не смог соврать Ватсону (((

Вот!!! А мне все говорили: Холмс не стал бы рассказывать, Холмс не стал бы рассказывать...

Черт. Фраза-то из канона, а как по-другому зазвучала! )

Если у Холмса кость раздроблена, он смог бы идти? Он же не смог бы на эту ногу наступить. По-хорошему, ему был бы нужен костыль, а не альпеншток, и то я не представляю, как можно идти с костылем по горной местности

Идти он, конечно, не смог бы. Скорее прыгать на одной ноге, опираясь на альпеншток, а в трудных местах ползти. Но я не нашла хорошего оборота, чтобы это сказать.
Я смотрела очень внимательно гранадовские серии с Рейхенбахом и пересмотрела много разных фотографий. Судя по этому всему, дорога там довольно ровная и пологая. Расстояние -- порядка 5-6 км или чуть больше (Ватсон спустился за час). Мне представляется, что за ночь можно добраться и на одной ноге.
Просто не думаю, что Морану удалось бы справиться с Холмсом, будь тот в лучшем состоянии.

Бедный пуся

Ага, знаешь, как мне его жалко было, пока писала?


wein t
Спасибо!

Мильва

ш-ш, с обоснуйным вопросом, ш-ш

[Nyctalus]

virago

[Nyctalus]

Блин, сейчас посмотрела текст и обнаружила, что вчера невнимательно вносила правку, образовалась пара мелких глюков с кривыми окончаниями и лишней запятой. Как бы исправить?

[Sherlock]

Ну да, он бы просто не смог соврать Ватсону (((
Вот!!! А мне все говорили: Холмс не стал бы рассказывать, Холмс не стал бы рассказывать...

"соврать" и "не рассказывать" - разные вещи.
(и все же... не стал бы он рассказывать, да! мне так кажется )

[Nyctalus]

Вот, Мильва, вот такие вот они. *ткнула пальцем в Sherlock и virago*
*шёпотом* Они мне ещё кастрировать Холмса предлагали...

[Sherlock]

Они мне ещё кастрировать Холмса предлагали...

кто этот злодей????))))

[Nyctalus]

Sherlock
*мило улыбаясь* Их было даже двое, этих добрых людей.
Вот и радуйтесь, что я не все пожелания бета-ридеров учитываю...

Nyctalus

Как бы исправить?

Уже никак (((

На самом деле, я страшно рада, если это правда то, что ты хотела.

Я пейринг Моран/Холмс вот уже года три пытаюсь выбить из Sherlock. Так что, можно сказать, сбылась мечта идиота (с) ))))))))))

Я очень волновалась, этот фик ругали абсолютно все бета-ридеры.

Не знаю, почему они ругали. Лично для меня вся эта каноническая история с водопадом кажется шитой белыми нитками (((((( В общем, чего-то там Холмс темнил, когда Уотсону ее рассказывал. )) И мне очень хотелось почитать альтернативные варианты. Этот вариант, кстати, многое объясняет. )

Холмс не стал бы рассказывать, Холмс не стал бы рассказывать...

Во-первых, я не думаю, что он мог бы соврать (я повторяюсь, да? ). Тем более, после того как Уотсон три года считал его погибшим. Понимаешь, ведь если твой лучший друг, фактически самый близкий тебе человек оплакал твою смерть, а потом ты приходишь через три года, говоришь, что ты вовсе не умирал и начинаешь нести какую-то пургу, вместо того, чтобы назвать настоящую причину - ну, я не знаю, это не то чтобы нечестно там или неуважительно по отношению к Уотсону, это просто подло (((( То есть, я бы на месте Холмса чувствовала бы себя жутко виноватой и боялась бы, что Уотсон почувствует ложь и пошлет меня куда-подальше. Вопрос что сильнее - страх рассказать об изнасиловании или страх потерять лучшего друга Поэтому я думаю, что он бы рассказал. Ну просто не смог бы соврать, понимаешь? Наверное, собирался соврать, наверное, заранее придумал, чего врать будет, но не смог бы соврать, если Уотсон действительно ему дорог.
А во-вторых, одно дело, если бы об изнасиловании никто больше не знал. Но знают уже два человека, так? Пастор и врач. Тогда третьему человеку открыться уже легче.

Скорее прыгать на одной ноге, опираясь на альпеншток, а в трудных местах ползти.

Ага, понятно )
А как оно потом срослось? Он бы наверное после этого дело хромым остался, нэ?

Ага, знаешь, как мне его жалко было, пока писала?

Представляю себе (((
И еще меня торкнуло, что он плакал, и что Уотсону сказал о том, что плакал. Это ведь так надо доверять человеку, чтобы сказать

А еще меня приколола фраза про "итонские нравы". В двух словах такая куча информации, я восхитилась просто )))))
И последняя фраза про заголовок с особым смыслом. Замечательно

А ты хотела ещё четыре истории в нагрузку к этой?

Хочу!!!

Nyctalus О! И еще про эту фразу - "

Работа ― лучшее лекарство от горя

"
Меня она дико покоробила в каноне. Там вообще Холмс такой бесчувственной сволочью выглядит убила бы. А тут фраза та же самая, только получается, что он говорит не о горе Уотсона, а о своем собственном, да? И сразу она становится совершенно уместной и правильной. Вот так бы Холмс и сказал - что нефиг страдать о том, что было три года назад, идем лучше работать. Но он сказал бы это про себя, а не про Уотсона, который в один год потерял и жену, и друга.

Sherlock

"соврать" и "не рассказывать" - разные вещи.

Ага, типа: "Привет Уотсон. Я вообще-то жив, и в водопад не падал, просто мне пришлось три года скрываться, а почему пришлось, я вам говорить не буду". Гы )))))

Nyctalus

Они мне ещё кастрировать Холмса предлагали...

Ты молодец, что не послушала этих.... эээ... добрых людей

Ням. Здорово!

[Nyctalus]

Мильва

Уже никак (((

На самом деле, способ есть. Но я никак не решу. стоит ли дёргать модераторов из-за пары окончаний и одной запятой. ))

Я пейринг Моран/Холмс вот уже года три пытаюсь выбить из Sherlock.

Ну, одно дело -- что. а другое -- как. У Шерлок ведь было бы иначе.

Не знаю, почему они ругали.

Э... я потом. наверное, весь список претензий по всем фикам этого цикла соберу. Там ни от одной истории камня на камне не остаётся. ))
Погоди, впрочем, ты ещё успеешь дисбиливов наловить в следующих четырёх.

Вопрос что сильнее - страх рассказать об изнасиловании или страх потерять лучшего друга Поэтому я думаю, что он бы рассказал. Ну просто не смог бы соврать, понимаешь?

Понимаю. Хотя у меня была совсем другая логика.

А как оно потом срослось? Он бы наверное после этого дело хромым остался, нэ?

Я подразумевала, что Холмса оперировали. Потому не сильно-то он хромает, но вот кости в сырую погоду ноют.

Это ведь так надо доверять человеку, чтобы сказать

Ну, в общем, я писала не слэш с Мораном, а джен с Ватсоном...

А еще меня приколола фраза про "итонские нравы". В двух словах такая куча информации, я восхитилась просто )))))

Это Resurrection потребовала обоснование действий Морана, а я сказала, что динамика поломается. если расписывать. И вписала самый короткий вариант из возможных.

И последняя фраза про заголовок с особым смыслом. Замечательно

Хочу!!!

Но они, пожалуй, не такие уже душещипательные будут.

И еще про эту фразу - "Работа ― лучшее лекарство от горя" Меня она дико покоробила в каноне.

Кажется, я её ещё где-то цитировала... я там в разных историях на разные лады немного перепевала фразы из канона...

в один год потерял и жену, и друга.

Ну, это всё же допущение. В каноне он мог потерять жену и через два года после смерти друга.

Nyctalus

Хотя у меня была совсем другая логика.

А у тебя какая?

Resurrection потребовала обоснование действий Морана, а я сказала, что динамика поломается. если расписывать. И вписала самый короткий вариант из возможных.

Классно получилось ))

[Nyctalus]

"Привет Уотсон. Я вообще-то жив, и в водопад не падал, просто мне пришлось три года скрываться, а почему пришлось, я вам говорить не буду".

не послушала этих.... эээ... добрых людей

Да уж, иногда послушаешь их -- лучше б Холмс собственноручно удавился ещё до отъезда из Лондона.

Jacquiline
Спасибо.

[Erno]

На самом деле, способ есть. Но я никак не решу. стоит ли дёргать модераторов из-за пары окончаний и одной запятой. ))

 Nyctalus, и какие окончания и запятые вам нужно поправить?

[Nyctalus]

Мильва

А у тебя какая?

Я исходила из эгоистичного и надломленного Холмса. То есть вот он до сих пор не уверен, что с таким можно жить дальше. Сейчас Морана посадит -- и всё, дальше смысла в жизни нет. То есть тут либо друг примет и скажет: "Да, ты мне нужен , пусть и со всем этим, здорово, что ты жив", -- либо не стоило выбираться из той ситуации, надо было правда в водопад.

[Nyctalus]

Erno


1. Второй кусок, начало рассказа Холмса.
оединяя сухой холодный расчет с яркими драматическими эффектами

2. Третий кусок, второй в этом куске фрагмент рассказа Холмса. примерно в середине.
где оставались мои альпеншток, и плащ -- лишняя запятая.

Просто иначе получается, что это вроде как бета недоглядела, а бета ж не виновата, что я вносила правку ночью и смотрела не туда.

[Erno]

 Nyctalus, ловите.

[Nyctalus]

Erno
Спасибо огромное!

[Erno]

 Nyctalus, вай не за что.

Nyctalus

То есть тут либо друг примет и скажет: "Да, ты мне нужен , пусть и со всем этим, здорово, что ты жив", -- либо не стоило выбираться из той ситуации, надо было правда в водопад.

Кстати тоже вариант
Правда, мне бы такое в голову не пришло ))

[Sherlock]

Мильва

Я пейринг Моран/Холмс вот уже года три пытаюсь выбить из Sherlock

С Шерлок ты вроде договорилась на другой пейринг, а?
(и не три года, вот! И я вообще могу не писать т.к. я пари выйграла, да )

Тогда третьему человеку открыться уже легче.

А вот нифига подобного!!! Не соглашусь ничуть!

[Nyctalus]

Мильва
Ну, я не думаю. что читатель обязан воспринимать именно так, как атвор написал. Если у читателя своё восприятие -- это даже лучше.