Возвращение Шерлока Холмса

[logastr]

Название: Возвращение Шерлока Холмса

Автор: Рыжий (опубликовано по просьбе автора)

Жанр: романс

Размер: мини

Рейтинг: G

Примечание: написано на фест "Наш подарок - 2012" в честь дня рождения Джереми Бретта.

Город Монпелье расположен на юге Франции. В этих местах хороший климат и измученные туманами и дождями англичане часто приезжают сюда, чтобы снять домик на месяц или три, а потом возвращаются обратно к своим мокрым островам. Бывают, впрочем, и те, которые решают остаться. Местных жителей это не слишком волнует.
Даже когда на одной из тихих улиц поселился непоседливый химик, два раза взорвавший свою лабораторию, никто не стал жаловаться или возмущаться.
«Он такой ученый господин», - рассказывала соседям мадам Пинье, жившая неподалеку. – «Ставит опыты, а все результаты отсылает куда-то за границу».
Посыльный постучал и прислушался к шагам в глубине дома.
- Мсье? – на всякий случай позвал он. – Мсье Верне, вам пакет!
Посыльный знал, что обитатели этого тихого дома часто не отзываются на стук. Мсье Верне давно объяснил, что часто бывает занят со своими опытами и ничего не слышит. Посыльный постучал еще немного, а потом пошел к задней двери. В небольшом садике, в тени акаций стояло плетеное кресло, в котором расположился пожилой джентльмен, читающий газету.
- Мсье доктор!
- Здравствуй, Жак, - мужчина улыбнулся и поднялся на ноги.
- Тут пакет для мсье Верне. Передадите ему?
- Обязательно передам. Спасибо, Жак.
Посыльный убежал дальше, а мужчина, чуть улыбнувшись в седеющие усы, бестрепетно сорвал коричневую упаковочную бумагу. Полюбовался на солидные позолоченные буквы, погладил обложку и все-таки ушел в дом.
Изнутри жилище поражало уютом и, одновременно, захламленностью. Так бывает только в обжитых домах, которые много лет с любовью обихаживаются хозяевами, пусть даже эти хозяева и безалаберны.
В маленькой комнате у раскрытого настежь окна перед низким столиком с колбами и горелкой стоял второй обитатель дома. Он был высок, темноволос, и седина еще только начинала подбираться к вискам, но не спешила захватывать позиции. Темные глаза были сощурены на пробирку, которую он держал в руке.
- Минуту, доктор, - с этого момента разговор велся на английском.
Жидкость в пробирке изменила цвет, и на дно осыпался бурый осадок.
- Так и знал! – брюнет победно взмахнул пробиркой, едва ее не расплескав. – Я так и знал! Что у вас, Уотсон?
Доктор протянул соседу книгу.
- «Возвращение Шерлока Холмса», - торжественно прочитал тот надпись на обложке. – Ого. Да вы меня вернули.
- Мы так и договаривались. Я не собирался убивать вас навсегда – это было бы жестоко.
Шерлок Холмс отставил пробирку и взглянул на доктора с веселым удивлением.
- А я-то думал, вы собирались «покончить с этой игрой». Так, кажется, вы изволили выразиться.
Доктор развел руками.
- Все мы грешны. А я не смог бы убить вас навсегда даже на бумаге. Моим читателям нравится воскресший Холмс.
- Он им и умершим нравился, - буркнул сыщик, откладывая книгу в сторону.
…
Вечером в маленьком садике был накрыт небольшой столик, а на него водружена пыльная бутыль вина. Доктор прочел название и удивленно поднял брови:
- С чего такая щедрость?
- Это подарок барона, - откликнулся Холмс. – Он нам очень благодарен. И сожалеет о допущенной бестактности. По крайней мере, так он пишет в сопроводительном письме. А вы упомянули в рассказе о Монпелье.
Доктор пожал плечами с деланным равнодушием.
- К слову пришлось.
- Нет, дорогой мой, - Холмс улыбнулся, не глядя на друга. – Нет. Вы просто обожаете оставлять подсказки. Вы верите, что кому-то важен не ваш литературный персонаж, а вы сами. Вы так трогательно переживаете, когда миссис Хадсон отправляет вам кипы писем на имя Шерлока Холмса, вы…
- Да! – не выдержал доктор. – И что в этом такого?
Холмс тихо вздохнул, крутя в пальцах длинную ножку бокала.
- Иногда мне неловко, что я вытащил вас из Лондона и поселил тут, в маленьком городе, обрекая на мои эксперименты, французскую кухню и отсутствие английских туманов.
Уотсон поднялся из кресла и решительно взял со стола бутылку.
- Позвольте, я открою.
Вино пролилось в бокалы и заискрилось в свете последних лучей солнца, пронизывающих сад. Доктор подал бокал Холмсу, чуть задержав руку в его руке.
- Вы же знаете… - начал он.
- Я знаю, - тепло повторил Холмс, смотря исключительно на бокал с вином. – Я знаю, и я думаю, что посвященных достаточно. Я говорил вам о выборе. Или так, или те три…
- Я помню, - быстро сказал Уотсон. – Помню. И я слабее своего лирического героя. Я сделал выбор.
Они пили вино, пара капель упала на новую книжку, но доктор не возмущался. По сути, это ведь всего лишь авторский экземпляр – ничего больше.

И какое дело большому Лондону и его населению до маленького домика в Монпелье? Лондону есть дело до Шерлока Холмса, сыщика, восставшего из брызг Рейхенбахского водопада, в котором он никогда не был. Читателям есть дело до придуманных историй. Им неинтересна жизнь маленького домика в Монпелье.
И это очень хорошо. Каждый получает ту историю, в которую верит. И то, во что мы верим, становится правдой. А истина… написанная или нет – разве это важно?

Тихий голос скрипки пронизывает тишину застывшего сада. Соседи никогда не жалуются – скрипка поет так пронзительно и нежно. Говорят, что тот ученый господин из маленького домика играет для своего друга – тот часто не может заснуть.
Впрочем… Это ведь только слухи.

---

Наш подарок - 2012

[logastr]

Дорогие друзья! Вот уже в третий раз 3 ноября мы проводим фестиваль фанатского творчества по фандому "Шерлок Холмс", посвященный дню рождения замечательного исполнителя роли великого детектива - Джереми Бретта. На фестиваль принимаются фики, клипы, коллажи и рисунки, а также другие виды творческих работ по всему фандому ШХ: от произведений АКД до новейших экранизаций. Кроме того, вы можете сделать работу, посвященную личности Джереми Бретта и его творчеству в целом.
Давайте еще раз сделаем этот день настоящим праздником!

автор баннера: _allegator

3 ноября 2012 года в этом сообществе откроется фест и все желающие смогут выложить свои работы самостоятельно. Но фест принимаются работы, ранее нигде не выкладывавшиеся. В шапке обязательно указание "Выполнено на фест "Наш подарок-2012" ко дню рождения Джереми Бретта". Запрета на публикацию в других местах с этим указанием нет.

Код баннера:

<div align="center"><a href="http://221b.diary.ru/p181244954.htm" target="_blank" title="фест в честь дня рождения Джереми Бретта"><img src="http://static.diary.ru/userdir/2/4/5/9/2459953/76272897.jpg"></a></div>

распространение крайне желательно!

запись создана: 03.10.2012 в 10:07

@темы: Организационное

---

Шерлок Холмс и его трубка

[Leohnan]

По этой экранизации преступно мало гифов. Пытаюсь исправить эту ситуацию в меру своих возможностей.
Если надумаете отрепостить - на здоровье, только отпишитесь об этом, ведь мне будет приятно знать, что это кому-то нравится.
Все, что сделано на данный момент можно увидеть тут и тут.

@темы: Шерлок Холмс, Экранизация с Василием Ливановым, Разное

---

Фик "Дело об алюминиевом костыле"

[Путник&]

Поздравляю с праздником учителей, если таковые здесь присутствуют!

Делюсь очередным фиком.

Название: Дело об алюминиевом костыле
Автор: Путник&
Герои: Холмс, Ватсон, несколько оригинальных
Версия канона: Гранада, немного АКД
Жанр: джен
Размер: 5428 слов
Рейтинг: 18+ (Холмс курит. И даже немного выпивает…)
Баты как всегда нет
(ниже иллюстрация - молодой Холмс в моем представлении)

Дело об алюминиевом костыле

Невзирая на годы, проведенные под одной крышей, и то, что теперешние привычки и интересы Холмса я знал, как свои, о жизни, предшествующей нашему знакомству, он рассказывал крайне редко и обычно весьма скупо. Если бы не случай с греческим переводчиком, приведший к встрече с его братом Майкрофтом, я счел бы, что друг мой по каким-то трагическим обстоятельствам и вовсе не имел родственников. Конечно, я никогда не позволял себе специально спрашивать об этом, однако, со временем, по его обрывочным фразам мне стало известно, что родился он в графстве Сассекс, там же отучился в колледже, после чего посетил Европу и, в частности, Францию. И лишь потом окончательно обосновался в Лондоне и занялся делом, ставшим делом всей его жизни и прославившим его имя. Так же мельком он упомянул о своей бабушке, сестре французского живописца, и о том, что предки его не были ни богаты, ни прославлены в веках, о матери же и отце он всегда предпочитал умалчивать.
И все же случались такие вечера, когда за окном зажигали газовые фонари, а в камине тихо потрескивали поленья, и Холмс, впадая в благодушно-ностальгическое настроение, сам начинал рассказывать о временах своей молодости. Впрочем, рассказы эти обычно касались исключительно его профессиональной деятельности, и практически не затрагивали личной жизни.
Однажды, зябким мартовским вечером, мой друг закончил сгружать в уже знакомый мне жестяной сундучок очередную порцию бумаг и решил в честь этого подвига побаловать себя стаканчиком бренди. Уютно устроившись в кресле у камина, он предложил мне присоединиться, и, конечно, я не мог пренебречь этим предложением. Некоторое время мы молча наслаждались теплом, крепким напитком, оставляющим легкий привкус миндаля, и трубкой.
- Давайте, Ватсон, спрашивайте. – Прервал идиллическое молчание Холмс, не отрывая взгляда от язычков пламени в камине.
- О чем спрашивать? – Сразу растерялся я, несмотря на то, что действительно подумывал о том, как бы расспросить его об одном давно интриговавшем меня деле.
- Ну, помилуйте, уж точно не о том, как будут цвести нынче девонские орхидеи. Хотите сказать, что вам совершенно ничего не хочется узнать о делах, погребенных в нижних слоях этого славного вместилища криминальных тайн и загадок?
«Вместилище», еще не успевшее занять свое законное место в комнате Холмса, призывно поблескивало стальным боком в дальнем углу. В глазах детектива тоже плясали лукавые огоньки, и я решил, что лучшей возможности мне может не представиться.
- В самом деле, меня заинтересовал один упомянутый вами предмет, и я был бы счастлив услышать связанную с ним историю.
- И что же это за предмет?
- Алюминиевый костыль. Вы говорили, что у вас был случай, связанный с алюминиевым костылем.
Услышав о моем пожелании, Холмс нахмурился и несколько минут безмолвно курил, окутывая себя облаком сизого дыма.
- Что ж, это я предложил вам выбрать. – Ответил он, наконец. – Но, право же, почему вы захотели именно это? А, впрочем, понимаю, я ведь сам раздразнил однажды ваше любопытство. Только вот дело это вряд ли достойно того, чтобы занять место в ряду выбранных вами повестей. Вам действительно так хочется о нем услышать?
- Да, Холмс. Пусть не для публикации, но, надеюсь, вам не в тягость будет удовлетворить мое личное любопытство. Конечно, если я лезу во что-то секретное…
- Бросьте, Ватсон. Тут нет никакой тайны. – Отмахнулся Холмс. – И, конечно, мне совершенно не трудно рассказать вам о костыле. Но, признаюсь, воспоминания, связанные с этим предметом мне несколько неприятны…
- Тогда я беру свои слова обратно. – Поспешно воскликнул я. – Расскажите о чем-нибудь другом.
- …и все же, как эпизод в моей карьере, этот случай имел место быть, и вам, как моему биографу и моему другу, может быть полезно о нем узнать.
Холмс отложил в сторону трубку и по своему обыкновению свернулся в кресле, подтянув ноги под себя.

- Как я, должно быть, уже упоминал, - начал он, - до того, как обосноваться на нашей Бейкер-стрит, я несколько лет прожил на улице Монтегю, где снимал небольшие апартаменты, куда более скромные, чем теперешнее жилище. Однако, я был рад и тому, что имел. Район удовлетворял всем моим потребностям: прямо напротив дома располагался знаменитый Британский музей, а чуть далее находился Лондонский университет. В хорошую погоду можно было прогуляться и до Лондонского зоопарка. К тому времени мне уже удалось разрешить несколько загадок, последняя из которых была связана с уже известным вам Реджинальдом Месгрейвом, и я, испытывая немалый душевный подъем, окончательно утвердился в своем желании работать детективом. Между тем, реальность шла в некоторый разрез с моими амбициями, клиентами по-прежнему были или мои бывшие сокурсники, или их знакомые, дела незначительными, а уж о том, чтобы давать советы полиции и участвовать в серьезных расследованиях и речи не шло. Да и доход моя деятельность приносила весьма скудный, а аренда жилья и приобретение знаний требовали приличных расходов. Скажу вам честно, Ватсон, я нередко оказывался перед выбором – купить нужный мне для опытов реактив или сходить пообедать, от завтраков и ужинов я в то время и вовсе отказался.

Погрузившись в воспоминания, Холмс взял отложенную было трубку и заново набил ее табаком. Я не стал перебивать или торопить его и терпеливо ждал, пока он, сделав пару глубоких затяжек, продолжит свое повествование.

- Узнав о моем почти бедственном положении, брат мой, Майкрофт, стал регулярно одалживать мне некоторые суммы. Он в то время уже занимал небольшой пост в министерстве и мог себе позволить помогать непутевому брату. Нет, не делайте такие удивленные глаза, мой дорогой, конечно, он никогда меня так не называл. Но каждый раз, когда я брал у него деньги, мне, из-за юношеской гордости и честолюбия, приходилось переступать через себя. И все же я понимал, что без поддержки мне попросту не удастся закончить свое обучение и обзавестись всеми необходимыми мне для работы познаниями. Таким образом, мало помалу моя радость от разгадки наследия Месгрейвов понемногу улеглась, и я отчаянно нуждался в каком-нибудь деле, способном принести мне мало-мальскую прибыль.
Однако, когда в дверь мою постучался долгожданный клиент, я почти пожалел о своем желании. Начать с того, что это был не клиент, а клиентка – пестро и неопрятно одетая старуха с озлобленным лицом, способным у любого отбить охоту иметь с ней дело. Старая гарпия смерила меня подозрительным взглядом, поморщилась, словно от зубной боли, но в итоге все же решила посвятить меня в свои проблемы.
«Вот что, молодчик, - проскрежетала она, - мне сказали, что тут живет сыщик Шерлок Холмс, мне нужно, чтобы он решил для меня одно дельце».
Ватсон, вы не представляете, с каким трудом я поборол в себе желание тут же выставить ее вон! И лишь сознание того, что я остро нуждаюсь в деньгах, убедило меня хотя бы выслушать, чего ей угодно.
«Вам правильно сказали, Шерлок Холмс – это я. Чем могу помочь вам, мадам?» - Как можно любезнее осведомился я.
«Миссис Тюрам. - Резко уточнила она. – Я держу пекарню в Уайтчепеле - «Булочная миссис Тюрам» - вы должны были о ней слышать. В полиции мне отказали, а на приличного сыщика я тратиться не собираюсь. Поэтому пришла сюда, вы-то, небось, много не возьмете.»
Естественно, ни о какой «Булочной миссис Тюрам» я в жизни не слышал, а после последних слов и вовсе всерьез задумался, не пора ли избавиться от столь завидной клиентки и вернуться к прерванному опыту со стрихнином. Видимо, прочитав эту мысль на моем лице, старуха несколько смягчилась, если к ней вообще можно было применить этот оборот речи.
«Вы, мистер, погодите-ка нос-то воротить. Дело плевое, а оплатить я не отказываюсь. У вас вон и так живот к спине прилип, лишняя денежка, поди, карман не оттянет».
Как ни прискорбно, но я был вынужден признать правоту ее заключения, поэтому предложил присесть и изложить суть этого «плевого дела». Надо заметить, почувствовав, что я у нее на крючке, моя клиентка быстро и толково рассказала о своей проблеме. Оказалось, что вот уже две недели ее тревожит стук на улице по ночам, услышав его впервые, она не обратила на это особого внимания, но на следующую ночь звуки повторились и с тех пор стали регулярными. По словам миссис Тюрам, слух у нее, несмотря на годы, отменный, и она отчетливо слышала размеренное негромкое постукивание то под окном, то возле двери. Тут надо заметить, что жила она на втором этаже своей булочной, а на первом располагалось пекарня и собственно торговое помещение. Муж ее давным-давно почил, и днем она сама стояла за прилавком, в пекарне на нее работал старик-пекарь, который там же ночевал, выполняя заодно работу сторожа, и приходящий мальчишка-подмастерья. Так вот что примечательно – пекарь клялся, что никакого стука ночью не слышал. А самой ей разглядеть что-то в темноте было не под силу.
«Никому не позволю делать из себя сумасшедшую! – Гневно заключила старуха. – Найдите того, кто не дает мне спокойно спать по ночам, и я в долгу не останусь».
Не могу сказать, чтобы это дело сразу показалось мне заманчивым. Зная тот район, я легко мог представить, как под окнами слонялся какой-нибудь бездомный, а то и полоумный, решивший подокучать жильцам. Но работа есть работа, тем более оплачиваемая, и я пообещал, что приложу все усилия, чтобы выяснить причину надоедливого стука.
В тот же вечер я решил устроить засаду возле булочной и отправился в Уайтчепел. Мой дорогой друг, вам, должно быть известно, что это за клоака, мне же, тогда менее привычному к подобному, залитые помоями переулки с костлявыми потаскухами и пьяными матросами показались худшим местом на свете. Я сто раз успел пожалеть, что согласился на это дело, обходя стороной особо бойкие компании и переступая через лужи нечистот.
Наконец, я добрался до более-менее спокойной улицы, где и находилась нужное мне заведение. В этот час булочная была уже закрыта, как и рассказала старуха, надежная дубовая дверь крепко запиралась изнутри. В десять вечера в окошке хозяйки на втором этаже погас тусклый свет.
Между домами здесь были узкие проходы, часто заваленные мусором или наглухо заколоченные. В «Булочную миссис Тюрам» можно было попасть двумя путями – через переднюю дверь в магазине или через пекарню, обойдя постройку с одной стороны, с другой проулок был забит старыми досками. В этой-то образовавшейся нише я и решил укрыться, предварительно хорошенько осмотревшись вокруг. Наверное, я забыл упомянуть, что происходило это в августе, так что замерзнуть мне не грозило.
Какое-то время я, затаившись, вслушивался в раздававшиеся время от времени брань, визг и хохот, унылый цокот лошадей и скрип телег, но ничего подозрительного не различал. Признаюсь вам, мне совсем не уютно было торчать в этом глухом углу, сознавая, какие личности бродят где-то поблизости. Тем более, что никакого оружия, кроме трости, у меня с собой не было. Вскоре звуки улицы стали постепенно сходить на нет, а темнота сгустилась настолько, что я едва различал собственную руку. К несчастью для меня, ночь выдалась пасмурная и безлунная.
Я не мог зажечь спичку и посмотреть на часы, опасаясь спугнуть злоумышленника, но мне казалось, что прошли уже долгие часы, и с каждой минутой мне все сильнее хотелось, наплевав на заработок, поскорее убраться восвояси. Но гордость и желание найти разгадку удерживали меня на месте…
Мы с вами уже давно знаем друг друга, Ватсон, и вам вряд ли приходилось заподозрить меня в излишней трусости, но когда среди могильной тишины я вдруг услышал тихое размеренное постукивание, клянусь, волосы у меня на голове встали дыбом. Взяв себя в руки, я осторожно выглянул из своего укрытия, и, так как глаза мои уже достаточно привыкли к темноте, различил медленно приближающуюся бесформенную фигуру. С каждым шагом фигура пошатывалась и издавала негромкий стук, который я никак не мог пояснить. Понять кто это, мужчина или женщина, молод он или стар, было совершенно невозможно. Существо, нарочно державшееся в тени домов, подобралось почти вплотную, потопталось у порога булочной и скрылось за поворотом, направляясь к пекарне. Я осторожно последовал за ним.
В тот момент, частично из-за темноты, а частично из-за нервного напряжения, я с ужасом осознал, что передвигалось оно не на двух, как положено любому нормальному человеку, а сразу на трех ногах. Увиденное было настолько невероятно и недопустимо для моего рассудка, что я на мгновение подумал, что схожу с ума. Впечатление это только усилилось, когда существо достигло задней стены дома, но вместо того, чтобы попытаться открыть дверь, стало ловко карабкаться по кирпичной стене, очевидно избрав своей целью небольшое отверстие отдушины метрах в трех над землей.
От удивления я допустил совершенно непозволительную в таких случаях ошибку и перестал следить за тем, куда ступаю. Под ногой моей оказались раскиданные в траве поленья, я оступился, вскрикнул, падая, и, конечно, этого не могли не услышать. Камнем свалившись со стены, неопознанный субъект опрометью метнулся в темноту прохода, нелепо подскакивая на ходу, и скрылся из виду.
С колотящимся сердцем, взмокший, словно после нескольких боксерских раундов, я с трудом поднялся на ноги. Лишь спустя несколько минут, которые мне понадобились, чтобы отдышаться и прийти в себя, я понял, что когда странное создание убегало, что-то в нем было не так. Не хватало характерного стука, с которым оно передвигалось раньше. Уже догадываясь, в чем тут дело, я подошел ближе к стене и довольно быстро заметил светлый на фоне земли предмет. Им и оказался так заинтересовавший вас алюминиевый костыль.
Таким образом, существо определенно оказывалось человеком, пусть и не вполне обычным, и знание это в значительной степени вернуло мне душевное равновесие и веру в себя. Забрав с собой костыль, я отправился прямиком домой, к счастью, не встретив на пути никаких неприятностей.
Оказавшись, наконец, в своей комнате, я смог повнимательнее осмотреть свою добычу. Алюминий тогда еще не был так распространен, как теперь, одному богу известно, как он оказался у уличного бродяги, и мне было небезынтересно изучить его получше. То была грубовато сработанная, но надежная и легкая трубка, с небольшим утолщением для устойчивости снизу и изогнутым упором для подмышки, обмотанным тряпкой, а так же небольшой ручкой посередине, чтобы управлять движением рукой. По размеру костыля я определил, что человек, обронивший его, был ростом примерно в пять с половиной футов, но выглядел ниже, так как имел привычку сильно горбиться. Кроме того я заметил на нем следы необычной серой грязи с запахом креозота, а между тем сухая погода держалась уже давно и никакого креозота у булочной я не помнил.
Но ввиду того, что на дворе стояла глубокая ночь, я пока не мог больше ничего сделать и лег спать, с тем, чтобы утром навестить мою клиентку и рассказать ей о том, кто стучал у нее под окнами, а заодно выяснить, не знает ли она того, кому мог принадлежать этот предмет. Малоприятный в сумерках район и днем оказался не намного привлекательней. Разномастные чумазые ребятишки, казалось, выглядывали из-за каждого уголка, на который я обращал взор. Нужда, голод и болезни - вот, как в трех словах можно было описать улицы, по которым я шел.
«Булочная миссис Тюрам» располагалась ближе к относительно приемлемому центру, шумному, словно рынок в разгар торгового дня, на Нью-роуд. Старую, полинявшую от времени вывеску уже с трудом можно было прочитать, но внутри оказалось на удивление опрятно. Я отметил ранее, что в тот период вплотную занялся классификацией ядов, и, не смотря на помощь Майкрофта, а вернее сказать, благодаря ей, изрядно тратился на нужные мне образцы, мало заботясь о том, что я буду есть завтра. (Надо заметить, в этом плане Холмс мало изменился с тех пор. Прим. Дж. Ватсона ).
От аромата свежей выпечки у меня закружилась голова, а рот наполнился слюной, но я постарался принять самый независимый и самодостаточный вид, на какой только был способен, и подошел к прилавку.
«Чего вам будет угодно, сэр? Рекомендую вот эти крендельки, только что из печи. И имбирные пирожные сегодня удались на славу. – Приветливо затараторила миссис Тюрам, и лишь потом подняла глаза на мое лицо. – А, это вы. Ночью, между прочим, опять стучали.»
«Мне это известно, мадам, более того, я видел, кто это делал. – С достоинством ответил я.»
Кстати, удивительным образом рабочее место меняет человека, Ватсон. Вы никогда не замечали? Зловредная старуха с лицом желчным и раздражительным в собственной булочной умудрялась выглядеть для клиентов вполне добропорядочной и беззлобной пожилой женщиной.
Я поделился с ней результатом своего ночного бдения, не забыв упомянуть и о костыле, но рассказ мой ее не слишком впечатлил. Впрочем, похоже, скорее она все же была удовлетворена, чем недовольна.
«Вот значит как. Говорила же я этому истукану Олдриджу, что со слухом и мозгами у меня пока все в порядке, в отличие от него. Раз я сказала, что здесь кто-то околачивается, значит, так оно и есть.»
Мне уже показалось, что на этом работа закончена, и осталось только получить обещанное вознаграждение, но клиентка моя была на сей счет другого мнения.
«А где гарантия, что этот тип не найдет себе новый костыль и не повадится топтаться тут и дальше? Кроме того, он хотел влезать в мою пекарню. Так что вам, молодой человек, стоит найти его и доходчиво пояснить, что ему тут совсем не рады.»
Я выразил сомнение, что влезть в пекарню тем способом, каким пытался это сделать ночной визитер, практически невозможно – отдушина слишком мала для человека, но старуха твердо стояла на своем. Для наглядности мы даже прошли в помещение за магазином, где припорошенный мукой престарелый пекарь раскатывал на большом столе порцию теста, а мальчишка в белом фартуке вынимал из печи противень с пресными хлебцами. Красное лицо старика было испещрено глубокими морщинами, но двигался он ловко и сноровисто, а жилистые руки по силе вряд ли уступали моим. Услышав о том, что кто-то пытался влезть внутрь через отдушину, он лишь пожал плечами и заметил, что сам он спит очень крепко, что двери всегда надежно заперты, а протиснуться в отдушину может разве что кошка. Однако миссис Тюрам сдаваться не собиралась.
«Мне все равно, может он влезть или не может. У меня мороз по коже от этого стука каждую ночь. Не желаю, чтобы вокруг моего дома слонялся какой-то урод убогий. Что хотите делайте, но изловите и отвадьте наглеца.»
Поняв, что отделаться так просто мне не удастся, я все же вытребовал себе часть гонорара, за потраченные усилия и на оплату проезда, так как передвигаться пешком по Уайтчепелу было уже выше моих сил.
Решив довести расследование до конца, я вернулся к себе и еще раз тщательнейшим образом изучил костыль. Не буду утомлять вас долгими описаниями своих умозаключений, скажу только, что жизнь у его обладателя была не простая. Более же всего меня заинтересовала та самая серая грязь, на которую я обратил внимание накануне. Мне удалось определить, что на самом деле это речной ил, содержащий небольшое количество мазута и креозота. Даже вам должно быть понятно, что все эти компоненты вместе указывали на единственно возможное место – конечно же речной док или порт. Увы, в то время я еще не обладал тем незаменимым в моей работе багажом знаний, которым обзавелся сейчас, поэтому определить какой именно это док или порт не выходя из дома мне было не под силу. Рассматривая частицы ила под микроскопом я осознал, как много еще мне предстоит узнать, сколько провести опытов и наблюдений, прежде чем я смогу уверенно назвать себя профессионалом.
В конечном итоге мне не оставалось ничего другого, кроме как, сверившись с картой, отправиться проверять мою теорию на практике. Территория для поисков мне предоставлялась самая обширная – изрядный кусок северного берега и несколько крупных доков. Я, рассудив, что человеку, вынужденному передвигаться с помощью алюминиевого приспособления, было бы тяжеловато добираться до Нью-роуд издалека, выбрал для начала исследования два ближайших подходящих места: Западный док и док Лаймхаус.*
Ил Западного имел зеленоватый оттенок тины, это было хорошо заметно даже невооруженным глазом, поэтому я отправился к Лаймхаусу.
Вы никогда не хотели стать моряком, Ватсон? Наверняка многие мальчишки об этом мечтают. Я в детстве хотел путешествовать и совершать открытия, подобно Куку или Амундсену. Конечно, это были всего лишь фантазии. Так вот, во втором доке под ногами у меня оказалась та самая сероватая грязь, которую я соскреб с костыля, а пройдя немного на едкий запах, я нашел сарайчик с наполненными креозотом бочками. Для полной уверенности стоило, конечно, провести более подробное сравнение, но я был практически уверен, что объект моих поисков недавно побывал именно здесь.
Я мог бы часами ходить между потрепанных суденышек, изредка перемежающихся крепкими, а иногда даже новыми лодками, грудами досок и старых сетей, и так и не найти нужную мне личность. Но, к счастью, среди занятых починкой снастей и законопачиванием щелей рыбаков, которые только отмахивались от моих расспросов, я заметил ковыляющую у кромки воды нищенку, опирающуюся на чудаковатую палку, наподобие багра. Бедняжка шарахнулась было прочь, заметив внимание с моей стороны, но я нашарил в кармане пару пенсов, и она замерла, несмело потянувшись к монетам дрожащей рукой. Я спросил ее, где она взяла свою трость и выяснил, что это работа одного местного калеки, который раньше был кузнецом, но однажды опалил себе лицо и легкие, не смог больше трудиться, и теперь скитался по докам, спасаясь от работного дома. А заодно изготавливал из разного хлама всякие полезные коллегам по несчастью вещицы.
«А не встречался ли вам кто-то, кто ходит с необычным костылем из светлого блестящего металла? – Поинтересовался я, чувствуя, что напал на нужный след.»
«*Хромоножка* что ли? – Понимающе закивала нищенка. - Мы тут зовем его *Хромоножка*, бедный парень без своей третей ноги ползает, словно прибитая муха. Мы с ним частенько собираем всякое добро, там, на берегу. В этом году попадаются хорошие вещи, вчера только выловила целую кружевную шляпку с лентами, да и костей много бывает… А зачем вам парень-то, мистер? Он хороший, добрая душа, даром, что калекой родился. Только обижается, когда мы его *Хромоножкой* называем, говорит у него имя есть, Бен Олдридж, вот так.»
Да, Ватсон, эту фамилию вы уже слышали. И, согласитесь, вряд ли было возможно, что с булочной оказались связаны два абсолютно разных, не знакомых между собой Олдриджа. Пообщавшись еще немного со своей новой знакомой я услышал в целом печальную, но не удивительную историю. Некая юная Пегги, постоянная жительница местных борделей, однажды родила. Ребенок оказался таким тщедушным и слабым, что мало кто верил в его выживание, кроме самой матери. Тем не менее младенец, это был мальчик, получил имя Бенет и каким-то чудом пережил неделю, а потом вторую, и в конечном итоге вырос в хилого, хромого мальчика. Когда ему пошел пятнадцатый год, Пегги, страдающая чуть ли не каждой хворью из раздела «Венерология» вашего медицинского справочника, скончалась, и парню пришлось самому добывать себе пропитание. Случилось это месяц назад. Бен перебрался в доки и стал заниматься привычным для здешних обитателей делом – сбором разнообразного хлама на берегу Темзы.
Так мне стало известно имя и примерное место проживания того, кого я искал. Оставалось только выяснить, что он делал возле булочной, и не было ли в его действиях какого-нибудь злого умысла. Зачем человеку, наверняка голодающему, регулярно наведываться к месту, где есть еда, неужели только ради того, чтобы заглянуть в отдушину? Кем ему приходится пекарь и действительно ли тот ничего не знает о визитах?Словом, у меня еще оставались вопросы, найти ответы на которые я собирался в самое ближайшее время.
Выждав два дня, чтобы дать Бену Олдриджу время убедиться, что ему ничего не угрожает, я, прихватив костыль, вновь отправился в Уайтчепел поздним вечером. Как и в прошлый раз я затаился в укрытии между домами, чувствуя себя куда уверенней, чем в ту первую пренеприятнейшую ночь. Единственное, что меня смущало, так это то, что лишенный костыля парень уже не издавал при ходьбе предупреждающего характерного стука, и я мог попросту не заметить его появления. Но почти полная луна на этот раз не была скрыта тучами, и небо было сплошь усыпано миллиардами сверкающих звезд. Производимого ими света было достаточно, чтобы глаза мои быстро привыкли к полумраку и стали способны различать даже самые отдаленные силуэты. И все равно я едва не пропустил подскакивающую тень, бесшумно скользящую вдоль серых стен - так удачно бесформенное тряпье бродяги сливалось то с грудой мусора, то с кустом, то с повозкой.
На этот раз я не стал торопиться, дал ему несколько минут, и лишь затем отправился следом. Нелепо передвигающийся по земле Олдридж лазил по стенам с проворством ящерки - когда я осторожно выглянул из-за угла, он уже добрался до отдушины. А дальше он проделал такой трюк, подобного которому я еще не видел – просунув сначала руки, а затем голову в отверстие, он подтянулся и полностью втиснул себя в узкую щель, словно тело его вовсе было лишено костей. Нимало пораженный подобным зрелищем я подошел ближе и приготовился ждать. Изнутри не доносилось ни звука. Спустя какое-то время я уловил тихий шорох, затем на землю упал небольшой холщовый мешочек, и вскоре я стал свидетелем удивительной гибкости людского организма во второй раз. Увлекшийся спуском, ночной визитер заметил меня лишь в когда нагнулся за своей добычей, и от испуга и изумления так и замер, согнувшись в три погибели.
«Не хотел пугать вас, мистер Олдридж, - сказал я ему, - но так уж вышло, что ваша привычка навещать этот дом вызвала неудовольствие его владелицы. Что у вас в мешке, позвольте поинтересоваться?»
«Пара вчерашних хлебов и булок, сер.» – Последовал честный ответ.
Теперь у меня была возможность хорошенько рассмотреть объект своего расследования, света полной луны для того вполне хватило. Надо сказать, что с ростом я не ошибся, кроме того парень был тощ, как щепка, чего не могло скрыть даже висящее на нем, словно на пугале, тряпье, но если не считать нездоровый худобы, лицо его можно было назвать симпатичным и даже приятным. Не трудно было представить, каким бы миловидным мог быть этот юноша, не наложи болезнь и невзгоды отпечатка на его облик. Я заметил, что взгляд его остановился на костыле в моей руке, и протянул ему его.
«Вы обронили несколько дней назад, очень необычная вещь.»
«Это подарок одного доброго человека. – Парень с заметным облегчением оперся на свою алюминиевую подпорку. – Мне без него совсем худо. Что теперь, будете звать констебля? Или еще кого?»
До того момента я всерьез не задумывался, что стану делать, когда найду его, и по всему стоило сдать вора в руки полиции. Я был здоровым молодым человеком, а он хромым калекой, мне без труда удалось бы дотащить его до ближайшего поста, но я колебался, не чувствуя уверенности в том, что поступлю правильно. А парень, увидев, что я медлю кого-то звать, уже ожидал расправы на месте, хмуро глядя на меня исподлобья.
«Вот что, - сказал я ему, - расскажи честно свою историю, и я подумаю, что с тобой делать дальше.»
«Мою историю? – Удивился юноша. – Моя история такая простая, что нечего и рассказывать. Мать моя недавно умерла, я, как сами видите, родился изуродованным и непригодным к работе. Перед смертью мать сказала, что отец мой работает пекарем в булочной у Тюрам. Вообще я ее давно об этом спрашивал, но она все твердила, что нечего у нему соваться, что она сама может обо мне заботиться, да вот пришло время – и не смогла… Вот я и пришел как-то вечером к булочной, думал просто посмотреть, кому я такой нужен-то? Но как-то так вышло, что старик Олдридж, он за дровами выходил, заметил меня и спросил, кто я такой, а я врать и не стал. Он ничего не сказал, и так понятно... А я тогда заметил окошко это… Кости-то у меня слабые, зато в любую щель могу пролезть, не хуже хорька. И стал я тихонечко сюда лазить, там свет от печи, старый хлеб отдельно лежит, я его и брал. У меня вроде как друзья появились, надо и их подкармливать. А старик спал всегда, он не знал, что я булки ворую.»
Едва он произнес эти слова, дверь скрипнула, и на пороге появился сам пекарь, ничуть не сонный и едва сдерживающий слезы.
«Да не спал, не спал я никогда, каждую ночь лежал и слушал, как ты рядом шуршишь. – Забормотал он, глядя то на сына, то на меня. – Жена моя померла давно, десять лет один, а тут вдруг такое… У меня же и нет ничего, сплю рядом с печкой, встаю до рассвета, а работаю за еду. Вы, мистер сыщик, отпустите его, прошу. Для хозяйки эти пара булок ничего не значат ведь. А в тюрьму ему как? Лучше тогда меня…»
Вот что бы вы стали делать, Ватсон, оказавшись на моем месте? Из-за пары кусков хлеба отправлять человека в каталажку, где он через пару месяцев загнулся бы от чахотки? Мне, выросшему в достатке и привыкшему иметь дело больше с людьми моего круга, было удивительно видеть, как в том, что отец его притворялся спящим, юный калека углядел проявление такой родительской любви и заботы, что глаза его засветились от счастья.
«Вот что мы сделаем. – Принял я решение, о котором до сих пор не жалею. – Вы, мистер Олдридж, отправляйтесь обратно к своей печи. А парень пусть берет добытый хлеб и идет, куда собирался. И забудьте о том, что я здесь был. Только впредь пусть обматывает конец своего костыля хотя бы куском ветоши, чтобы не цокать, как гарцующая лошадь на параде, и не тревожить сон почтенной миссис Тюрам.»
С этими словами я развернулся и пошел прочь, размышляя о том, что скажу завтра своей нанимательнице. У меня уже сложился приемлемый план, но реализовать его мне так и не удалось. Я успел пройти не более пятисот ярдов, как дорогу мне преградил мужчина-азиат с увесистой дубинкой в руке.
«Это он, тот тип, что околачивался тут третьего дня.» – Раздался писклявый детский голос у меня за спиной.
Услышав быстро приближающиеся сзади шаги, я метнулся в сторону, надеясь скрыться в сети переулков. Но местные жители ориентировались тут куда лучше меня. Крича что-то на бенгальском, за мной гналось сразу несколько человек, и очень скоро я оказался зажат в ловушку между домами. Можете себе представить, друг мой, что мог поделать один, вооруженный лишь тростью человек, против четверых озлобленных бангладешцев. Я сопротивлялся, как мог, но моих силы и боксерских навыков не хватило даже на то, чтобы продержаться хотя бы пару минут. Меня повалили на землю, а потом долго и жестоко избивали, пытаясь на ломанном английском выяснить, что я вынюхиваю в их районе. Считаю, мне сильно повезло, что я вообще остался в живых, и кто-то из местных, пожалев меня, привел констебля.
Впрочем, всего этого я уже не помнил, и пришел в себя лишь на следующие сутки на кровати в доме Майкрофта. У меня было перебито несколько ребер, разорвана щека, вывихнуто плечо, а про синяки и ссадины по всему телу и говорить нечего. Выглядел я прескверно, а чувствовал себя и того хуже, поэтому три дня у моей постели денно и нощно дежурил доктор.
Это была первая из подобных моих серьезных переделок, и брат мой, всерьез обеспокоенный моим состоянием, высказал надежду, что теперь я, быть может, откажусь от своей идеи быть детективом и найду своим способностям какое-нибудь другое, более безопасное применение. В тот момент, когда я лежал, прикованный к постели, и был не в силах самостоятельно даже оторвать голову от подушки, мне показалось, что в его словах есть доля смысла. Но, спустя пару недель, когда раны мои затянулись, а обида понемногу улеглась, я почувствовал, что еще не готов отказаться от своих планов. Я решил, что из этого случая следует извлечь урок на будущее, дабы избежать повторения подобного.
Не готовый сразу взяться за активную работу, я посвятил некоторое время изучению типов лондонской почвы, и, как вам известно, изложил результаты своего труда в небольшой монографии, а кроме того составил себе приличную картотеку ядов, не раз пригодившуюся мне в будущем. Кроме того, мне пришла в голову идея о том, что в местах, подобных Уайтчепелу, удобнее и безопаснее проводить расследования приняв такой облик, который бы не вызывал у местных беспокойства и желания распускать кулаки. В студенчестве мне доводилось играть в театральных постановках, и приобретенные там навыки я развил и усовершенствовал, испытав свое искусство гримироваться сначала на Майкрофте, а потом и на уличных обывателях.
Вот и вся история об алюминиевом костыле, сама по себе не имеющая большой литературной ценности, ведь мои аналитические способности оказались практически невостребованными, но сыгравшая определенную роль в становлении меня, как профессионального детектива. Уже следующее дело принесло мне гораздо больший успех и значительно укрепило мой автортет в обществе. Надеюсь, я удовлетворил ваше любопытство, Ватсон?-

Закончил Холмс свой рассказ и потянулся за кочергой, чтобы пошевелить затухающие угли в камине.
- Более чем. На мой взгляд - это весьма примечательная история, вы действительно будете против, если я ее запишу?
- Если вам так угодно, я не стану возражать. Но продолжаю настаивать, что у нас найдется с десяток дел более достойных того, чтобы их прочитали.
- И все же. Пусть полежит в рукописи, пока я займусь изданием угодных вам рассказов. Быть может, однажды придет и ее время.
- Прекрасно, Ватсон, так и сделайте.
На некоторое время в гостиной вновь воцарилась тишина, разбавляемая лишь легким постукиванием мелких капель начавшегося дождя и чуть слышным потрескиванием догорающих дров.
Время было уже позднее, но отчего-то мне казалось, что наш разговор еще не закончен. Холмс сидел, уперев локти в колени, и прижав сложенные ладони к губам, взгляд его был сосредоточен, а брови сведены, словно он обдумывал очередную задачу. Я решил выждать немного, и спустя пару минут взор его обратился на меня.
- Ватсон, раз я согласился рассказать об интересующем вас событии, быть может, вы сочтете справедливым, что и я в свою очередь спрошу вас кое о чем?
- Конечно, Холмс, спрашивайте о чем угодно. – Сразу согласился я и добавил удивленно. – Но право же, неужели я могу ответить вам что-то, о чем вы бы и сами не догадались, сделав пару-тройку простых умозаключений?
- Есть, иначе я не стал бы спрашивать.
- Тогда - я весь внимание.
- Что ж, простите за бестактность, но почему вы так и не сделали предложения Мери Морстен? – Быстро выговорил Холмс, словно опасаясь, что я могу передумать, или он сам передумает спрашивать.
Вопрос этот был более, чем неожиданным, ведь он ни разу не вспомнил о ней с тех пор, мисс Морстен покинула нашу квартиру. Но мне не нужно было много времени, чтобы дать ответ.
- Тому есть одна простая причина. – Ответил я с улыбкой. – Мне показалось, что вас это может огорчить.
Холмс молча кивнул, снова устремив свой взгляд на тлеющие искры, глаза его блестели.
На этом с вопросами было покончено, и я отправился к себе наверх, с мыслью, что утром, пока свежи воспоминания, я возьмусь записывать новую историю и назову ее «Дело об алюминиевом костыле».

*В процессе написания нашла вот такую карту лондонских доков:
upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/8/8e/Tha...

@темы: Фанфики

---

Фик "Метод Холмса"

[Путник&]

Извините, я опять ссылкой: 5001.diary.ru/p180680696.htm

@темы: Фанфики

---

Шерлок Холмс победил всех!

[logastr]

Известный писатель Борис Акунин недавно с помощью читателей своего блога в жж и на сайте радио "Эхо Москвы" составлял список самых популярных книжек для детей. Итоговый список включает в себя 20 книг разных авторов, который расположен в порядке возраста предполагаемого читателя от младшего к старшему. А вот список популярности возглявили "Записки о Шерлоке Холмсе" Артура Конан Дойля.

Подробности читайте тут

@темы: Литература, Разное, Ссылки

---

Фанфик: "Не говорите ему"

[Катть.]

Всё-таки рискну и выложу свой фик.

Автор: Катть.
Название: Не говорите ему
Жанр: кейс/фик, броманс, хёрт/комфорт
Категория: джен,
Рейтинг: PG
Персонажи: Шерлок Холмс, Джон Уотсон, несколько оригинальных персонажей
Версия канона: сериал студии «Гранада»
Размер: миди
Статус: закончен
Дисклеймер: коммерческой выгоды не извлекаю
Предупреждение: описание ранений
Описание: Дело о похищении ребёнка оказывается намного опасней, чем казалось на первый взгляд, и теперь Холмсу приходится расплачиваться за свою страсть к эпотажным выходам и спасать не только девочку, но и Уотсона...
Примечания: Автор впервые попробовал написать в викторианском стиле, и очень боится. Просьба сильно не бить, хотя за любую конструктивную критику буду только благодарна.


***
POV Шерлок Холмса. 17 апреля 189… года

Сегодня я, Шерлок Холмс, человек, всегда презиравший глупость и недальновидность, вынужден признать – я совершил ошибку, простительную разве что тупице Лейстреду. Мой бедный друг опять попал из-за меня в беду…
Конечно, у меня есть оправдания моей ужасающей тупости – последние несколько дней я пребывал в зыбком состоянии между явью и бредом, и никак не мог адекватно оценивать ситуацию. По вполне достойной причине – недалеко от Бейкер-стрит я подвергся нападению и, получив несколько довольно болезненных ударов ножом, полностью перестал воспринимать реальность. Не могу достоверно сказать, как я попал домой, но одно знаю точно – моё непростительное молчание об этом опаснейшем деле навлекло на моего бедного друга беду.
Как я мог не подумать об Уотсоне, когда ввязывался в эту смертельно опасную игру?! Впрочем, разве мог я поступить иначе? Я не мог отказаться от дела, ценой ошибки в котором могла стать жизнь ребенка. Наверное, я должен был уговорить Уотсона уехать на время, я знал, что его давно приглашал в гости в Кент старый фронтовой товарищ. Впрочем, нет, я понимал, что он не согласится. Всегда, все эти годы, Уотсон шел рядом со мной, разделяя со мной все опасности, защищая и оберегая меня. Я знал, что он не уедет, даже если я попрошу его об этом. И за эту беззаветную преданность честного искреннего сердца я отплатил черной неблагодарностью, подвергнув своего самого верного друга смертельной опасности…
Впрочем, не время сейчас заниматься самокопанием. Сейчас я должен попытаться исправить свою ошибку и спасти моего дорогого Уотсона.
***
POV доктора Уотсона. 14 апреля 189… года
Эта воистину трагичная и поучительная история началась в воскресенье вечером, 11 апреля 189… года, когда миссис Хадсон передала нам визитную карточку, на котором значилась фамилия Лерингтон. Думаю, что некоторые в Лондоне ещё помнят громкий и грязный скандал, связанный с этой семьей. Впрочем, для меня это дело имеет совсем другое, более личное и более болезненное значение.
Однако я должен рассказать все по порядку.
Маленькая Фрэнсис Лерингтон пропала днем, во время прогулки в парке. Родители получили письмо, в котором похитители требовали очень крупную сумму денег, которую нужно было передать через пять дней, в субботу, угрожая в случае отказа убить ребенка. К счастью, перепуганные родители не стали полностью полагаться на действия полиции и уже к вечеру попросили о помощи моего друга, Шерлока Холмса.
Впрочем, пожалуй, я должен рассказать все с самого начала. Сегодня по некоторым причинам, о которых не хочу сейчас распространяться, я отступаю от своей обычной практики и записываю события этого трагичного во всех отношениях дела сразу, не доверяя ни своей памяти, ни своему сердцу.
Миссис Лерингтон, урожденная Фаррис, в ранней юности попала под влияние некоего молодого человека, с которым имела бурный, но непродолжительный роман. Мечты юной леди разбились в одночасье – о связи молодых людей узнали родители девушки, обедневшие лорды очень строгого воспитания, к тому же ярые последователи англиканской церкви. Возлюбленный, не став дожидаться вызова на поединок от братьев мисс Фаррис, бежал на континент, оставив девушку в тягости. Несчастной девушке, опозорившей семью, угрожал постриг в монастырь, но внезапно ей сделал предложение юноша, давно и безответно влюбленный в нее. И вот теперь, спустя десять лет, счастью семьи Лерингтон вновь угрожал тот же человек. Дональд Лерингтон рассказал, что бывший возлюбленный его жены, Марк Энтерс, пытался шантажировать их угрозой обнародования той давней истории. К сожалению, супруги совершили ошибку, нарушив требования шантажиста и обратившись в полицию. Неизвестно, как Энтерс узнал об этом, но всего через несколько часов дочь Лерингтонов, девятилетняя Фрэнсис, исчезла.
Нельзя было не преисполниться сочувствия при взгляде на лица несчастных родителей. Уже к тому времени, как мистер Лерингтон закончил свой рассказ, я знал, что Холмс возьмется за это дело. И я не ошибся.
Мой друг встал, задумчиво прошелся по гостиной и обратился к супругам:
- Мистер Лерингтон, вы говорили, что требование выкупа прислали по почте. Прошу вас, покажите мне письмо. Нет-нет, и конверт тоже давайте!
Он почти выхватил из рук Лерингтона письмо и углубился в чтение, потом посмотрел бумагу на просвет, досадливо поморщился и перешел к конверту. Судя по всему, конверт вызвал у него более глубокий интерес. Внимательно осмотрев его со всех сторон, он метнулся к столу, схватил лупу и вновь склонился над конвертом. Супруги следили за его действиями с надеждой и страхом, словно ожидали увидеть на листке желтоватой бумаги свой приговор. Возможно, так оно и было.
- Что ж, - Холмс наконец оторвался от изучения конверта, протянул письмо мне и повернулся к Лерингтонам. – Я берусь за ваше дело, однако, должен заметить, в нем есть несколько не вполне понятных для меня моментов. Я требую от вас предельной искренности – по крайней мере, в тех вопросах, которые касаются этой странной истории. Вы обещаете отвечать на мои вопросы, ничего не утаивая? – он оглядел супругов, дождался нервных кивков в ответ и продолжил.
- В таком случае, миссис Лерингтон, я вынужден спросить вас: каким человеком был Марк Энтерс в то время, когда ухаживал за вами?
Женщина вскинулась, ее явно покоробила прямота моего друга, однако почти тут же она, вспомнив об «условии», опустила голову и тихо ответила:
- Он был очень милым и добрым.
- Он был милым и добрым по отношению к вам или же и к другим людям он относился так же?
Кажется, леди озадачил вопрос Холмса, потому что она замолчала, а когда через минуту вновь заговорила, голос ее был уже не так уверен.
- Я не замечала, чтобы он относился к другим людям грубо или с жестокостью, но я ведь почти никогда не видела его в обществе. Мы скрывали свои отношения, вы ведь понимаете это? Я не могу с уверенностью сказать…
- Хорошо. С этим понятно. В таком случае, мистер Лерингтон, вопрос к вам: вы были знакомы с Энтерсом до женитьбы?
Мне показалось, что вопрос этот озадачил и даже словно бы напугал Лерингтона. Он запнулся на мгновение, но ответил:
- Да, мистер Холмс, мы вместе учились в колледже, однако, предвидя ваш вопрос, я должен сказать: Я не настолько хорошо знал его. Он не был тогда жестоким, его любили учителя, да и мы относились к нему с симпатией – он умел располагать к себе людей. Мне он тогда казался легкомысленным и беспечным, но абсолютно беззлобным. Я не понимаю, как он мог так измениться…
От его слов веяло такой горечью, что я почувствовал, как сжимается моё сердце. Холмс, кажется, тоже слегка смутился и быстро задал следующий вопрос, как мне показалось – просто чтобы сменить тему.
- Энтерс был коренным англичанином?
- Что? – Лерингтон озадаченно посмотрел на моего друга. – Я никогда не спрашивал, но – да, наверное, да.
- Нет…. – тихий, похожий на шелест ветра голос миссис Лерингтон заставил всех нас удивленно посмотреть на нее. Женщина вцепилась пальцами в платок, и, не поднимая глаз, проговорила:
- У Марка была родня в Германии. Кажется, дядя.
- Ты не рассказывала, Дэбри! – удивленно воскликнул Лерингтон.
- Я не думала, что это может быть важно… Мистер Холмс! – она в отчаянии вскинула глаза. – Вы спасете мою девочку?
Не ответить на эту отчаянную мольбу было невозможно, и я увидел, как Холмс, после секундного колебания, ответил:
- Я сделаю все, что в моих силах. Однако, боюсь, вам придется выбирать между дочерью и состоянием. Я советую собрать требуемую сумму. Это будет более безопасно для ребенка. Да – и ещё. Вам приказали принести всю сумму в субботу в то место, какое будет названо позднее. У вас есть предположения, куда? У Энтерса есть в Англии какие-нибудь родственники, возможно, тайное убежище, миссис Лерингтон?
Женщина вспыхнула, вскинула на Холмса свои дивные глаза, мечущие молнии, но почти тут же вновь сникла.
- Я не знаю… Мы всегда встречались дома… - ее губы задрожали, мне показалось, что она сейчас заплачет.
- Ну, хорошо, хорошо… - Холмс, похоже, тоже заметил это и вновь сменил тему. – Что ж, пока мы ничего не можем сделать, собирайте выкуп и ждите. Как только я узнаю ещё что-либо, я сообщу вам.
- Подождите, мистер Холмс! – Лерингтон уставился на моего друга с настоящим ужасом. – Вы хотите сказать, что Фрэнсис должна будет остаться с похитителями почти на неделю?!
- Возможно. А возможно, и нет. Пока я ничего не могу сказать. Одно знаю точно – пока вы не заплатили, жизни ребенка ничто не угрожает. На данный момент это все, что я могу сказать вам. Доктор, пожалуйста, проводите наших гостей.
Меня несколько удивило такое бесцеремонное выставление четы Лерингтон, но, по некоторым признакам, я видел, что мой друг уже с головой погружен в это дело, а в такие моменты он порой забывал о правилах приличия.
***
Всю ночь я слышал в гостиной тихие шаги – Холмс не спал, судя по всему, обдумывая дело. Когда же утром я спустился к завтраку, то увидел, что гостиная пуста, а пальто и шляпы Холмса нет на месте. Похоже, сегодня мой друг вовсе не ложился, и ушел с первыми лучами солнца.
Холмс вернулся примерно через час, встревоженный и хмурый.
На мой вопросительный взгляд он только покачал головой.
- Слишком мало сведений, чтобы можно было строить какую-либо теорию. Ешьте свой завтрак, Уотсон, боюсь, сегодня мне понадобится ваша помощь.
Не могу передать, как порадовали меня его слова. Последнее время мне казалось, что Холмс избегает привлекать меня к расследованиям. Возможно, это всего лишь моя мнительность, но после того случая в Корнуолле прошло уже несколько месяцев, и до сих пор мне не удалось заметить, чтобы мой друг был занят каким-нибудь делом, в то время как и следов неизбежной в таких случаях скуки я тоже не наблюдал. В тот раз, придя в себя после эксперимента с корнем дьяволовой ноги, который едва не стоил нам жизни и рассудка, Холмс клялся, что больше не будет подвергать мою жизнь опасности, вовлекая меня в свои рискованные эксперименты. Признаться, тогда я не принял его слова всерьез, но теперь долгое бездействие уже стало вызывать моё беспокойство.
Не дожидаясь, когда я позавтракаю, Холмс положил передо мной несколько телеграмм, попросил отправить их как можно скорее и, накинув пальто, выскочил на улицу. Его нетерпение передалось и мне – не дожидаясь десерта, я поспешно оделся и отправился на почту. Признаться, содержание телеграмм меня здорово озадачило:
«Прошу сообщить о семейном положении Марка Энтерса». Телеграмма была адресована в Германию, и, возможно, из-за слабого знания языка я неправильно понял текст.
Вторая телеграмма была ещё более странной:
Буду у Вас в три пополудни в связи с вопросом, касающемся вашего Дэниела»
Пунктом назначения было графство Суррей, и, как ни ломал я голову, не смог понять, кто такой этот Дэниел и какую он имеет связь с похищением Фрэнсис Леригнтон. Но одно соображение заставило моё и без того не слишком радужное настроение упасть ещё ниже – поезд в Суррей отходил через пятнадцать минут, и, судя по всему, именно на него и торопился Холмс. Меня же он опять не взял. Это вновь заставило меня задуматься: В одном ли только чувстве вины дело? Возможно я, сам того не зная, совершил что-то, что заставило Холмса потерять доверие ко мне? Эта мысль причинила мне боль, и я поспешил отогнать ее, решив сперва выполнить задание друга, а потом действовать по обстановке.
День прошел в сомнениях и беспокойстве, но около пяти вечера мне пришла телеграмма, в которой мой друг просил срочно посетить архив и выяснить все, касающееся давнего скандала в семье Фаррисов – особенно же Холмс, к моему изумлению, просил обратить внимание на действия юного Лерингтона. Признаться, такое задание здорово озадачило меня, но, невзирая на свое недоумение, я поспешил в архив – до закрытия оставалось всего три часа.
Сведения, которые мне удалось получить, оказались довольно странными: о странном ночном посетителе случайно проболтался на ужине случайно молодой Лерингтон, воспитывавшийся в семье Фаррис. Он высказал недоумение личностью садовника, который предпочитает работать по ночам, и его невинная обмолвка вызвала разбирательство и впоследствии громкий скандал. Меня несколько удивило то, что юноша не высказал своих подозрений раньше, хотя, по его словам, уже не раз видел чей-то силуэт в саду.
Вся эта информация, должно быть, могла представлять интерес для светских сплетников, но мне она показалась абсолютно бесполезной, и домой я возвращался огорченный тем, что не смог выполнить поручения своего друга.
Не успел я войти в дом и снять пальто, промокшее от мелкого холодного дождя, как по лестнице прогремели шаги и в гостиную ворвался Шерлок Холмс.
- Уотсон, как хорошо, что вы не успели раздеться! – без приветствия воскликнул он. – Дорогой друг, я вынужден просить вас вновь выйти в эту холодную дождливую ночь! Простите, но дело не терпит отлагательств, а я должен прямо сейчас проверить одну свою теорию…
Его бесцеремонность слегка покоробила меня, но торопливые слова были смягчены виноватой улыбкой и быстрым касанием тонкой руки к моему плечу, и я только кивнул:
- Хорошо, Холмс, куда нужно идти?
- Держите, - он протянул мне сложенный листок. – Зайдите в Бартс и передайте эту записку профессору Симмонсу. Вы ведь помните его?
Конечно же, я помнил этого милого рассеянного старичка, преподававшего мне когда-то фармакологию. Я сунул записку в карман и, вспомнив кое-что, удивленно вскинул брови:
- Господи, Холмс, но ведь ему сейчас должно быть около восьмидесяти!
- Восемьдесят два, если я правильно посчитал, - мой друг к этому времени уже скинул пальто и, не утруждаясь переодеванием, начал возится с реактивами. – Да, и на обратном пути занесите, пожалуйста, на почту эти телеграммы.
С этими словами он с головой погрузился в какой-то химический опыт, и я, зная, что в такие моменты разговаривать с ним бесполезно, вышел за дверь.
Любопытство – один из моих пороков, который только подстегивается соседством с консультирующим детективом, мистером Шерлоком Холмсом.
Остановившись под фонарем, я достал телеграмму, прикрыл ее рукой от дождя и постарался разобрать торопливые буквы. Содержание этой телеграммы оказалось для меня столь же непонятно, как и двух предыдущих:
«Просьба срочно сообщить о местонахождении Фридриха Хейнца». Вторая телеграмма запутала меня ещё больше: «Занимался ли Энтерс научной работой и если да, то над чем он работал последнее время?» Адресатом в обоих случаях было главное полицейское управление Германии. Мне пришло в голову, что Холмс уже понял почти все, связанное с этим делом, но, по своему обыкновению, не раскрывает своих карт до завершения игры.
***
Я опасался, что в такой поздний час не застану профессора в Бартсе, но, к счастью, он всё ещё был в лаборатории. Старик здорово удивил меня, вспомнив моё имя – похоже, с возрастом его память ничуть не ослабела. Взяв у меня записку Холмса, он внимательно прочитал ее, и, сняв очки, задумчиво произнес:
- Да, помню, талантливый был мальчик. Как раз… Да, аккурат десять лет назад читал я лекции в одном колледже в Суррее. Не запомнить Марка было нельзя. Так-то он учился из рук вон плохо, но в фармакологии был просто гениален. Я даже предлагал оказать ему протекцию, если решит поступать в Бартс, но он оказался замешан в каком-то скандале и уехал из страны. А жаль…
Увы, больше ничего о Марке Энтерсе старый профессор не смог вспомнить. Мы ещё полчаса поговорили, а потом я откланялся и поспешил на почту. Поход туда занял у меня ещё полчаса, и домой я возвращался уже по полной темноте.
К своей досаде, я заметил, что забыл дома почти все деньги, а мелочи, оставшейся в бумажнике, на кэб, увы, не хватало, так что пеший поход на Бейкер-стрит никак не улучшил моё настроение.
Мне оставалось только свернуть на нашу улицу, когда мне почудился слева какой-то шорох. Я замедлил шаг, прислушиваясь – а через секунду чья-то грязная рука внезапно зажала мне рот, меня с силой толкнули к стене, и я почувствовал, как к моему горлу прижалось холодное лезвие ножа.
Уже не раз приходилось мне попадать в подобные ситуации – как я уже говорил, соседство Шерлока Холмса нельзя назвать спокойным – и хорошо знал, что попытки сопротивления только раззадоривают уличных грабителей. Я замер, пытаясь определить, сколько человек на меня напало и удастся ли мне обезвредить их, не оставшись при этом без головы. Но в следующую минуту мне в живот уперлось дуло пистолета, заставив наконец ощутить холодок страха под ложечкой. В этот момент я разглядел нападающих. Меня держали двое: один с ножом, один – с револьвером странной конструкции, кажется, американским писсмейкером. Ещё один стоял в нескольких шагах, направив на меня свой пистолет и нервно поглядывая в сторону освещённой Бейкер-стрит.
Раньше, чем я успел что-либо предпринять, человек с ножом заговорил:
- Оставьте дело Фрэнсис Лерингтон, мистер Холмс, если не хотите раньше времени отправиться на тот свет! – мне показалось, что человек говорит с едва заметным акцентом, хотя я не смог сообразить, в какой стране так резко обрывают концы слов и произносят согласные, словно отчеканивая каждую букву. – Если я ещё раз замечу, что вы суете свой нос в чужие дела… - лезвие ножа вдавилось мне в шею, я ощутил резкую боль и почувствовал, как по шее потекла кровь. Лицо бандита приблизилось вплотную к моему, в темноте мне удалось разглядеть прямой нос и тяжелый, почти квадратный подбородок. Я успел уже проститься с жизнью, чувствуя почему-то даже не страх, а какое-то недоумение и злую досаду. А в следующую секунду нож убрался от моего горла, я почувствовал сильный удар в висок – кажется, рукоятью ножа – и, теряя сознание, сполз по стене.
***
Вернувшись в сознание, первым, что я ощутил, было тепло жарко натопленной комнаты. В голове стучало, словно в ней устроили соревнование все кузнецы Великобритании. Правый висок налился свинцом, его непереносимая тяжесть вызывала желание поднять руку и проверить, действительно ли моя голова все ещё на месте.
Внезапно я услышал звук льющейся воды, и на мой лоб опустилось восхитительно холодное полотенце. Сверху на него легла чья-то ладонь, и встревоженный голос Холмса окликнул меня:
- Уотсон, вы очнулись? Дорогой мой друг, прошу вас, откройте глаза!
Не подчиниться было невозможно, и я с трудом разлепил тяжелые веки. Шерлок Холмс стоял, склонившись надо мной и положив на лоб руку, и с тревогой вглядывался в моё лицо. Увидев, что я смотрю на него, он облегченно улыбнулся.
- Слава Богу, вы видите! Я боялся за ваше зрение, доктор. Такие удары по голове очень опасны.
- Со мной все хорошо, Холмс. Всего лишь легкое сотрясение.
Внезапно на лице моего друга отразилось отчаяние.
- Уотсон, ради Бога, простите меня! Я не должен был заставлять вас идти на улицу на ночь глядя! Если бы вас убили…
- Холмс, все в порядке! – я ощутил теплую волну признательности и, протянув руку, осторожно коснулся его плеча. – Со мной ничего страшного не случилось.
Это не мне, это вам надо быть осторожным. Люди, напавшие на меня, явно приняли меня за вас. Мне сказали: «бросьте дело Леригнтонов, мистер Холмс».
Моё сообщение, кажется, абсолютно не встревожило Холмса, он только помрачнел ещё больше.
- Должно быть, они заметили, как вы рылись в архиве и разговаривали с профессором. Доктор, дорогой мой, с сегодняшнего дня вы никуда не выходите – по крайней мере, один! А впрочем, нет! Вы завтра же уезжаете из Лондона. У вас ведь есть знакомые в деревне, я правильно помню?
- Холмс, Холмс, прекратите! – я рывком поднялся, не обращая внимания на вновь ввинтившуюся в висок боль. – Я никуда не уеду, даже не думайте об этом!
- Уотсон, послушайте меня…
- Нет, Холмс, это вы послушайте! – я, невзирая на его попытки уложить меня обратно в постель, сел и горячо заговорил:
- Вы не можете требовать от меня уехать. Я не буду сидеть в безопасности в то время, как вашей жизни угрожают. Однажды я уже послушался вас, оставил вас одного – и три года не уставал проклинать себя за это, - я осекся, поняв, что именно только что сказал. Рейхенбахский водопад воистину стал проклятием для нас обоих. Оба мы старались даже не упоминать слов Швейцария, Розенлау, Мейринген – и оба же знали, что никогда не сможем забыть и до конца простить то, что связано с этими названиями. И вот теперь я сам, постаравшийся когда-то закрыть эту тему, вновь заговорил о том, что до сих пор мучало нас обоих.
Холмс медленно сел, достал из кармана трубку, покрутил ее в руках, и, так и не закурив, сунул ее обратно. Повисло долгое, неловкое молчание. Наконец мой друг медленно проговорил:
- Что ж, Уотсон, как видно, мне не убедить вас. Да будет так, друг мой: я не стану настаивать на вашем отъезде, но вы пообещаете мне быть очень осторожны. Боюсь, это дело более опасно, чем показалось мне вначале.
Я не смог сдержать облегченного вздоха, и был рад, что Холмс не стал развивать больную тему.
Через минуту Холмс вновь заговорил, уже более бодрым тоном:
- Как ваша шея, Уотсон? Царапина неглубокая, но довольно болезненная. Возможно, мне все-таки стоило вызвать врача, чтобы осмотрел вас?
- Нет, нет, не нужно. Это действительно царапина, шить не придется. Я не хочу сейчас объяснять посторонним людям, что со мной случилось.
- Хорошо, в таком случае, постарайтесь заснуть.
Мой друг встал, поднял с подушки полотенце, которое я, не заметив, уронил, намочил его и вновь положил на мой лоб. Я почувствовал, как его прохладные пальцы осторожно коснулись шишки на виске – так бережно, словно я был хрустальным бокалом, который может разбиться от малейшего прикосновения; Холмс удрученно покачал головой, пожелал мне спокойной ночи и вышел, тихо притворив дверь. Я же провалился в полузабытье и до утра спал тяжелым, беспокойным сном, и, просыпаясь, каждый раз видел под дверью полоску света, пробивающуюся из гостиной.
***
Проснулся я от ощущения, что кто-то осторожно трясет меня за плечо. С трудом открыв глаза, я увидел, что в окна пробивается тусклый серый свет, а надо мной склонился Шерлок Холмс.
- Уотсон, как вы себя чувствуете? – он говорил тихо, но быстро.
- Все хорошо, Холмс, - бодро соврал я. Мой друг коротко невесело улыбнулся, убрал руку с моего лба и выпрямился во весь рост.
- В таком случае, умывайтесь и спускайтесь вниз. Завтрак уже на столе, и, боюсь, у нас сегодня будет много скучной и утомительной работы.
***
Спустившись в гостиную, я понял, что уж какой-какой, а скучной эта работа точно не будет. Вся гостиная была завалена картами Англии разной давности – рядом с современнейшим атласом Британской Империи я заметил несколько совсем старых карт и даже пожелтевший, обтрепавшийся свиток, должно быть, ещё времен Якова Первого. Надписи на нем практически не читались, и я удивился, где и зачем Холмс добыл этот музейный экспонат.
Сам Холмс был уже с головой погружен в изучение этих шедевров старинной картографии, и только молча кивнул мне на накрытый стол. Я увидел, что к своему завтраку он даже не притронулся, но ничего не сказал, лишь головой покачал – заставить его сейчас есть невозможно, я знал это по многолетнему опыту.
Наспех позавтракав, я поспешил присоединиться к своему другу.
- Холмс, что мы ищем?
- Ещё сам не знаю. Скорее всего, какой-нибудь древний замок, может быть, церковь – вот в этом районе, - он очертил ногтем круг, примерно двадцать-тридцать километров в диаметре, прикинул я. Однако в этот момент мне в голову пришла другая мысль, и я, оставив в покое старинные замки, спросил:
- А что за опыт вы так спешили провести вчера вечером?
- О, - Холмса почему-то очень обрадовал мой вопрос. – Вы задаете очень правильные вопросы, мой дорогой друг! Вы, должно быть, заметили, как заинтересовал меня конверт, в котором было прислано требование о выкупе? Дело в том, что на нем был след грязи. Должно быть, почтальон или же тот, кто написал его, уронил письмо на землю. На наше счастье, последние дни погода не баловала нас солнцем, и земля была влажной. Словом, той же ночью я провел анализ оставшихся на конверте частиц. Такая почва есть в Суррее, к сожалению, чтобы сделать более точный анализ, нужны образцы почв.
- А вы вчера ездили в Суррей, - медленно проговорил я, не в силах поверить в то, что рассказывает Холмс.
- Именно! – он подскочил, чуть не сбив с дивана стопку ветхих листов, и заметался по комнате, переступая через монбланы бумажной продукции. – Каково же было моё изумление, когда я внезапно заметил ту же почву, что и на конверте! Вы ведь понимаете, насколько это упрощает нашу задачу!
Я понимал, конечно, но не понимал многого другого.
- Но почему именно Суррей, Холмс? Почему вы поехали туда?
Мой друг поглядел на меня с недоумением, потом, улыбнувшись, виновато сказал:
- Прошу прощения, дорогой друг! Я ведь не рассказал, что обнаружил утром в архиве, вот вам и непонятны мои выводы. Дело в том, что ещё в разговоре с Лерингтонами мне показалось, что Дональд говорит с едва заметным акцентом. Я решил проверить свою теорию и прямо с утра пошел в архив. Знаете, оказывается, наш Лерингтон, а точнее, Леранж – француз. Он с родителями переехал в Англию около двадцати лет назад. Здесь семья сменила фамилию – я так понимаю, просто изменила ее произношения, чтобы не было сплетен. Отец скоро умер, а мать нанялась гувернанткой к семье Фаррис.
- Подождите! – что-то сверкнуло в моём мозгу, и я поспешил поделиться догадкой. – Значит, вот почему Лерингтон воспитывался в семье Фаррисов! И Дэниел – это французское произношение имени Дональд?
- Великолепно, Уотсон!
Похвала Холмса была редкостью, и я улыбнулся.
- Холмс, но ведь я ещё не рассказал вам, что узнал в архиве. Или вы уже и сами это знаете?
- Возможно, да, а возможно, и нет. Я ведь не знаю, что вы обнаружили.
Следующие полчаса я потратил на пересказ полученной вчера информации. Холмс то кивал, то недовольно хмурился, наконец, когда я замолчал, он вынул свою трубку и начал набивать ее, пробормотав:
- Да, это все объясняет…
- Что – всё?
Мой друг вскинул голову, виновато улыбнувшись.
- Нет-нет, Уотсон, не спрашивайте меня сейчас! Никакой уверенности ещё нет, это пока только мои догадки. Как только я буду уверен, я все вам расскажу, а пока – давайте поищем то место, где Энтерс мог бы спрятать девочку.
До полудня мы замеряли и чертили, надышались пылью столетий – и выбрали около десятка мест, где вполне возможно было спрятать девятилетнего ребенка. Многие из этих мест, такие, как заброшенный карьер недалеко от усадьбы Фаррисов, показались мне спорными, но меня, конечно, никто не спрашивал.
Личность напавших на меня людей вызывала у Холмса отчаянное любопытство. Я подробно рассказал Холмсу о ночном нападении, постаравшись не упустить ни одной детали, однако видел, что даже Холмсу не за что зацепиться. Так что мы заключили безмолвный договор не говорить пока об этом случае.
Однако после обеда случилось нечто, что вновь встревожило меня и заставило заподозрить, что Холмс знает намного больше, чем говорит.
Пришёл ответ на вчерашние телеграммы. Прочитав их, Холмс почему-то помрачнел, кивнул, пробормотал себе под нос что-то непонятное и, поспешно накинув пальто, выскочил из дома. Я задумчиво перечитал все телеграммы, пытаясь понять, что могло вызвать такую странную реакцию лучшего в мире детектива. Вот эти телеграммы:
«Вдовец, жена и дочь умерли полгода назад от малярии».
«Фридрих Хенц уехал из Германии месяц назад, нынешнее местонахождение неизвестно».
«Занимался разработками антидота от ядов опийной группы. Последняя разработка не завершена: …» В конце телеграммы следовала длинная формула, которую я, к своему стыду, не смог ни понять, ни даже запомнить, и поэтому не привожу ее.
Прочитав все телеграммы ещё несколько раз, я понял, что окончательно запутался. Голова моя вновь разболелась, и, устав ждать Холмса, я поднялся к себе в спальню.
Разбудило меня вновь прикосновение холодных пальцев ко лбу. С трудом открыв глаза, я увидел встревоженное лицо Холмса и понял, что у меня, похоже, жар.
- Быть может, мне стоит попросить о помощи вашего бывшего соседа, мистера Оксшота, друг мой? Боюсь, ваша травма серьезней, чем мне вчера показалось. Я опасаюсь сотрясения мозга.
Забота в голосе Холмса заставила меня благодарно улыбнуться, но все-таки я возразил:
- Не стоит, право же. Сотрясение да, есть, но небольшое, и я сам знаю, как его лечить. Вам удалось что-нибудь узнать, Холмс?
В ответ он покачал головой и тихо ответил:
- Да, узнал, и это меня не радует. Нет-нет, прошу вас, не расспрашивайте меня! Придет время, я все вам расскажу, а пока – не пытайте меня!
Я вынужден был замолчать.
Но, спустившись в гостиную, я увидел, как Холмс неловко двинул рукой, перебирая газеты, и едва заметно поморщился от боли.
- Господи, Холмс, что с вашей рукой?! – я, не слушая возражений, ощупал его плечо, и чуть выше локтя обнаружил буроватое пятно.
- Уотсон, ну что вы так разнервничались! – он досадливо дернул губой. – Всего лишь небольшая уличная драка.
Однако у меня было свое мнение на этот счет. Я помог моему другу снять рубашку и недовольно осмотрел рану. Холмс был прав, ранение не было серьезным – лезвие ножа только зацепило кожу, однако царапина, судя по всему, причиняла боль, и я счел необходимым обработать ее. Холмс задумчиво смотрел, как я смазываю антисептиком рану, и о чем-то размышлял. Несколько раз я ловил на себе его испытующий взгляд, в какой-то момент мне показалось, что он хочет о чем-то меня спросить, но, уже открыв рот, он внезапно передумал и углубился в изучение карт. Признаться, его поведение вызвало у меня досаду и вновь заставило меня задуматься о доверии Холмса ко мне. Показалось ли мне, или я действительно видел это мучительное колебание – «сказать ему, или все-таки не стоит?»…
До вечера Холмс был хмур и подавлен. Около пяти пополудни миссис Хадсон объявила, что пришёл инспектор Лейстред. Я испугался, увидев, какое обречённое выражение вдруг появилось на лице моего друга.
Инспектор поздоровался с нами обоими и, не утруждаясь дальше вежливостью, прямо спросил:
- Откуда вы узнали?
- Сколько ей лет? Инспектор, прошу вас, отвечайте, вы же меня знаете! Пока у меня не будет уверенности в своих словах, вы всё равно ничего из меня не выбьете!
Признаться, этот странный диалог озадачил меня. Но раньше, чем я успел что-то спросить, Холмс бросил на меня предупреждающий взгляд и вновь повернулся к Лейстреду.
- Итак, инспектор?
- Мэри Танхем, 10 лет, - нехотя ответил тот. – Утонула сегодня утром. Тела ещё не нашли.
Холмс помрачнел ещё больше и кивнул каким-то своим мыслям.
- Какая у девочки была группа крови?
- Что? Право, я не интересовался… - инспектор растерялся ещё больше, да и у меня этот разговор всё больше вызывал ощущение театра абсурда.
- Хорошо, в таком случае узнайте и срочно скажите мне.
- Вы что, беретесь за это дело?..
- Не вижу необходимости. Ребенка уже не спасти, и, если я правильно вас понял, это был несчастный случай. Остальное я расскажу вам потом, - с этими словами он довольно бесцеремонно выставил нашего гостя за дверь.
Должно быть, недоумение было слишком явно написано на моём лице, потому что Холмс вдруг взорвался:
- Господи, Уотсон, ну что вы так на меня смотрите! Да, я знал, что будет похищен или убит ещё один ребенок, ещё после получения телеграммы, но я ничего не мог сделать. В Лондоне тысячи детей, подходящих по возрасту, я просто физически не могу защитить всех!
Этот яростный монолог, исполненный настоящего отчаяния, заставил меня сперва замереть, как столб, а потом подойти и осторожно положить руку ему на плечо:
- Холмс, успокойтесь. Я ни в чем вас не обвиняю, как вам только в голову могло такое прийти! Просто я ни слова не понял из вашего диалога, и мне кажется, вы что-то знаете, но никому не говорите.
Он устало сгорбился, закрыв глаза. Несколько минут он стоял так, потом шевельнулся – я поспешно убрал руку – сел в кресло и протянул мне телеграммы.
- Фридрих Хейнс. Несколько лет назад его судили за шантаж и убийство, но улик против него найти не удалось, и он был оправдан. Когда выяснилось, что Энтерс родом из Германии, я сразу заподозрил Хейнса. И вот – ответ. Местонахождение неизвестно, но готов поклясться, что он в Англии. Я был уже почти уверен в этом, когда вы описали напавших на вас людей – помните, человек с квадратным подбородком и странным акцентом? Это германский акцент, Уотсон. Телеграмма только подтвердила мои опасения.
Он выглядел совершенно убитым. Я растерянно замер рядом, не зная, чем помочь, и неосознанно вновь положил руку ему на плечо. Несмотря на мои опасения, он не попытался сбросить мою руку, наоборот, послал мне усталый благодарный взгляд и продолжил:
- Энтерс не опасен, ему нужна только его дочь. Взгляните на телеграмму, Уотсон. Недавно он потерял жену и дочь, я думаю, он захотел вернуть ребенка, которого считал своим – да так, по сути, оно и было. Если бы он был один, то, наверное, он и выкупа ждать бы не стал – забрал девочку и уехал в Германию – или ещё куда-нибудь. Мне сразу показалось подозрительным, что днем ребенка похитили, а всего через несколько часов пришло письмо с требованием выкупа. Оно бы не успело дойти! Такое ощущение, что похищение планировалось зарание, и поизошло бы в любом случае, даже если бы Лерингтоны не обратились в полицию. Нет, Энтерс не причинит девочке вреда. Но вот Хейнс… Хейнсу нужны всегда только деньги – и ради них он не стесняется убивать. Я боялся, что эта парочка решится на подмену – подкинут тело девочки подходящего возраста, предварительно его изуродовав, туда, куда родители принесут выкуп. Очень надеюсь, что смерть маленькой Мэри – действительно случайность, а не убийство…
- Холмс, даже если убийство, вы в нем не виноваты. Вы ничего не могли сделать, и не должны теперь себя винить.
Наш разговор внезапно прервала миссис Хадсон, сообщившая, что Холмса ждет мистер Лерингтон.
Я удивился такому неожиданному визиту, но Холмс, кажется, ждал его, поскольку извинился и виновато попросил разрешения поговорить с Дональдом Лерингтоном наедине.
Я поднялся к себе в комнату. Несмотря на то, что я почти полдня проспал, моя голова вновь начала болеть, и, решив полежать немного и подождать конца разговора, я провалился в глубокий сон без сновидений.

POV Шерлока Холмса.
Я мрачно посмотрел на вошедшего в гостиную Лерингтона и коротко кивнул ему на кресло.
- Итак, мистер Лерингтон, вы не хотите рассказать мне настоящую причину ненависти Энтерса к вам?
- Я рассказал вам все, что знал, если у вас появились вопросы, пожалуйста, задавайте! – он говорил спокойно, но я увидел, что его губы побелели от волнения.
Этот человек вызывал у меня удивляющее меня самого отвращение. И я сказал холодно и резко:
- Вы не сказали мне самого главного. Энтерсу нужны не деньги. Точнее, не только деньги.
- Чт-то… что вы имеете в виду? – стремительно бледнея, пробормотал Дональд.
- Мистер Лерингтон! Вы пришли просить у меня помощи, и я вас предупредил, что вы должны быть предельно искренни. Я не выношу, когда мои клиенты начинают лгать мне о тех вещах, которые имеют прямоё отношение к решению их проблемы. И я сразу предупредил вас, что в подобном случае я бросаю дело.
- Нет! Прошу вас, ради Бога!
- Что ж, если вы не хотите даже сейчас быть искренни, я расскажу сам. Вы были влюблены в Дебору Фаррис, однако она не отвечала вам взаимностью, мечтая о некоей прекрасной и возвышенной любви, а к вам относясь как к брату. И тогда вы придумали свой план.
Лерингтон с самым несчастным видом опустил голову, вся его поза выражала отчаяние. Однако я не ощущал к этому человеку никакой жалости, и продолжил все так же жёстко.
- Вы договорились со своим университетским знакомым, Марком Энтерсом, очень красивым человеком, чтобы он разыграл безумную страсть, очаровал вашу возлюбленную – а потом исчез, оставив ее разочаровавшейся в любви. Я не знаю, что случилось в подробностях, но, судя по всему, Энтерс сам влюбился в мисс Фаррис. Когда же вы узнали о ее беременности, вы предали и своего друга, и свою возлюбленную. Вы рассказали все родителям девушки, зная, что они не простят ей позора. После этого Марку Энтерсу оставалось только бежать в Германию, а вы легко получили руку безучастной ко всему Деборы. Есть ли в моём рассказе что-то, о чем я забыл упомянуть? – я сложил руки на груди, в глубине души наслаждаясь произведенным эффектом. Доктор Уотсон прав, считая, что я несколько тщеславен – увы, должен признаться, есть у меня такая слабость. Но в свое оправдание могу лишь сказать, что я никогда не позволяю этой слабости влиять на мою работу.
Однако на Дональда Лерингтона мой рассказ произвел поистине поразительное впечатление. Какое-то время он сидел, сгорбившись и закрыв лицо руками, в кресле, затем вскочил, несколько секунд стоял напротив меня, тяжело дыша и сжимая и разжимая кулаки, а потом внезапно покачнулся и рухнул предо мной на колени.
- Мистер Холмс, вы все рассказали правильно. Но я умоляю – не отказывайтесь от нашего дела! Никто, кроме вас, не сможет спасти Фрэн! Прошу вас, умоляю – не бросайте нас! Вы правы, я совершил подлость – но, видит Бог, я уже заплатил за нее сполна! Не заставляйте расплачиваться за мои грехи мою девочку! – он вновь закрыл лицо ладонями и глухо, безысходно зарыдал.
Признаться, его реакция несколько озадачила меня. То, что этот человек был способен на столь глубокую преданность чужому, по сути, ребёнку, было для меня неожиданностью И, хоть я и видел, что он сейчас абсолютно искренен, я не мог удержаться, чтобы ещё раз не поддеть его:
- Почему вы так беспокоитесь за мисс Фрэнсис? Ведь это не ваша дочь. Простого подсчета сроков достаточно для этого утверждения.
Он поднял на меня глаза. Лицо его дергалось, словно от боли, и он не сразу смог совладать с горлом.
- Мистер Холмс, я никогда не сомневался в том, чья кровь течет в жилах Фрэн. Но меня это не волнует. Пойми те же меня, это мой ребёнок! У вас нет детей, вам не понять… Я растил её, я всегда считал её своей! И Дэбри… Господи, мистер Холмс, Дэбри заплатила за жизнь нашей девочки здоровьем, было хирургическое вмешательство, и… - Он подавился рыданием, и, с трудом переведя дыхание, договорил с жутковатым, мертвенным спокойствием. – Если Фрэнсис умрет, я потеряю обоих. Дебора просто не переживёт этого. Пожалуйста, спасите мою девочку… Я понимаю, вы презираете меня, но Фрэн ни в чем не виновата! О, Боже, за что? За что это ей?!
Он вновь затрясся в рыданиях, даже не пытаясь подняться с пола. Несмотря на своё глубокое отвращение к этому человеку, я почувствовал себя неуютно. Естественно, я не собирался бросать это в высшей степени интересное дело, тем более, что Лерингтон был прав – лишь я мог спасти маленькую Фрэнсис. Я собирался помучить Лерингтона страхом и неизвестностью и лишь потом сообщить о своем намерении довести дело до конца. Однако искреннее горе этого, в высшей степени неприятного мне человека, внезапно что-то затронуло во мне, и я устало произнес:
- Мистер Лерингтон, я не желаю иметь с вами никаких дел, однако мисс Фрэнсис не может отвечать за грехи вашей молодости. Я освобожу девочку, обещаю, однако с этого момента вы будете говорить мне только правду.
Лерингтон поднял голову, его губы все ещё дергались, он схватил мою руку, бормоча благодарности, и я с отвращением вырвал у него свою ладонь.
- Это не все мои условия, Леранж! Вы даете мне карт-бланш на любые действия, какие я посчитаю необходимыми.
- Хорошо.
- И вы будете выполнять все мои указания, какими бы глупыми или опасными они вам не показались.
- Хорошо, - Дональд вскинул глаза и устало посмотрел на меня.
- И ещё – вы дадите мне слово, что сами расскажете всю эту историю в тот момент, когда я этого потребую.
Вот тут его проняло. Он уставился на меня с ужасом и отчаянием, и мне показалось, что он сейчас откажется. Но через миг его глаза потухли, и он обреченно уронил голову:
- Я согласен…
Я ждал ещё какого-нибудь ответа, но он молчал, и через несколько секунд я открыл дверь и холодно предложил выйти.
Стоило ему выйти, как я сорвался с места и, на ходу набивая трубку, постарался обдумать ситуацию. Это была последняя проверка. Лерингтон подтвердил мои подозрения, и теперь я понимал, что все гораздо более серьезно, чем казалось мне вначале. Озлобленный, лишившийся всего человек способен на что угодно – хотя я и сомневался, что Энтерс пойдет на убийство. Но, что бы ни сделал Энтерс, что бы он не собирался ещё сделать, виновником всего этого был Дональд Лерингтон. Я видел, что его страх за жизнь дочери искренен, и в то же время не мог избавиться от брезгливости. Сколько же мерзости несет в себе человек – и сколько в душе каждого из нас темных омутов, из которых в любой момент готовы подняться самые мерзкие пороки – и жадность и подлость – пожалуй, самые безобидные из них…

POV Джона Уотсона.
Когда, уже около шести вечера, я проснулся и спустился вниз, Холмс сидел в своем кресле, весь окутанный табачным дымом. На моё приветствие он никак не отреагировал и, лишь когда я встревоженно потряс его за плечо, поднял на меня глаза, глядя куда-то мимо меня. Признаться, в первый момент это напугало меня, вновь напомнив о его губительной привычке, от которой Холмс с трудом избавился несколько лет назад. Однако через мгновение он, увидев выражение моего лица, рассмеялся и потрепал меня по плечу – смех этот был горький, но, к своему облегчению, я не услышал в нем ломких ноток, свидетельствующих о возвращению к употреблению кокаина.
- Не беспокойтесь, дорогой Уотсон, я не вернулся в объятия так страстно ненавидимого вами зелья! Я просто размышляю.
- О чем же, Холмс?
- О несовершенстве мира, друг мой, и о людской подлости. Воистине, этот дивный мир не заслуживает такого жестокого и мелочного хозяина, как homo sapiens.
Должно быть, на моём лицо слишком явно отразилось недоумение, потому что Холмс вздохнул и заговорил уже своим обычным тоном:
- Вы замечали, Уотсон, как часто люди, движимые высокими чувствами, ради достижения своих, несомненно, благородных целей начинают совершать неблаговидные поступки? О, конечно, они находят им достойные оправдания, но за одной целью вырастает другая, и со временем человек перестает видеть границу между добром и злом.
Теперь наконец я понял, о чем он говорит.
- Конечно, замечал, Холмс. Мне не раз доводилось наблюдать такое, увы. Но, думаю, после похищения невинного ребенка Энтерс уже не может вызвать ничьего сочувствия – он перешел ту грань, о которой вы только что говорили, и пути назад, боюсь, для него нет.
Холмс внезапно подался вперед, впившись глазами в моё лицо. Меня удивил его взгляд – печальный, насмешливый, наполненный какой-то затаенной нежности и тоски. Но через мгновенье он вновь откинулся на спинку кресла и согласно кивнул головой.
- Вы, как всегда, правы, дорогой Уотсон. Энтерс не заслуживает нашего сочувствия. Зато его заслуживает мисс Лерингтон, которая уже двое суток находится в обществе незнакомого человека, похитившего ее, и вынужденная, увы, находиться в его обществе до вечера субботы.
- Значит, вы намерены ждать?
- О да, Уотсон, ждать! Но не в праздности, нет. Видите ли… - я видел, что мой друг колеблется, словно решая, что можно мне сказать, а что нет. Это колебание больно укололо меня, но я ничем не показал своей обиды и только спросил:
- Если я правильно понял, вы намерены позволить Лерингтону передать выкуп за дочь?
- Естественно, Уотсон! – Холмс ответил с таким недоумением, словно уже говорил мне об этом не раз, и вот я вновь задаю глупые вопросы. Но почти тут же он виновато улыбнулся и проговорил:
- Мои извинения, дорогой друг! Я совсем забыл, что ещё не посвятил вас в подробности! Что ж, вкратце я представляю себе это так: Лерингтон передаст деньги вымогателям – уверен, что на встречу придет сам Энтерс. Ребенка он с собой не возьмет, это точно – он ведь собирается скрыться с ней. Я полагаю, что девочки уже не будет в том месте, где назначена встреча. Скорее всего, ее заранее спрячут, возможно, усыпят, чтобы не шумела. Когда Лерингтон отдаст выкуп, ему объяснят, где он может найти дочь. А вот дальше начинаются сплошные догадки. Думаю, что тело того несчастного ребенка, который утонул сегодня, постараются выдать за Фрэнсис, конечно, оно должно быть сильно изуродовано, чтобы отец мог спутать его со своей дочерью. Но это, я думаю, мы узнаем по ходу пьесы.
- Холмс, это все мне понятно, хотя я и не понимаю, если честно, как вы смогли получить столько сведений за столь короткий срок, – я покачал головой, осмысливая услышанное, и продолжил. – Но вы так и не объяснили, как собираетесь освободить ребенка.
- Уотсон, дорогой мой, но это ведь совсем просто! Пока Дональд Лерингтон будет отвлекать на себя похитителей, мы с вами найдем девочку – а дальнейшее предоставим Лейстреду. Знаете, я бы на его месте отпустил Энтерса – он, по сути, безобиден, хоть и преступник. Мне многое порассказали о нем в Суррее – оказывается, его там помнят и отзываются очень тепло. Я не думаю, что он способен на убийство. Помните ту формулу, которую прислали в телеграмме? Так вот, профессор Симмонс утверждает, что это неизвестный наркотик опийной группы, и физиологически он безопасен.
- Любой наркотик, Холмс – да и любое другое лекарство – может оказаться смертельным при превышении дозировки. Вам ли это не знать? – я укоризненно покачал головой, про себя удивляясь странному настроению друга.
Тот внезапно тихо, невесело засмеялся и, обняв меня за плечо, на мгновение притянул к себе.
- Какой странный день сегодня, Уотсон! Я стараюсь оправдать преступника, вы же, вечно ищущий оправдание человеческим слабостям, сегодня так непримиримы…
Я хотел было ответить что-то резкое, мне показалось, что такое Холмс знает что-то такое, что заставляет его жалеть Энтерса, но мне не говорит. Обида на недоверие захлестнула меня с головой, я уже было готов обрушиться на своего друга с гневной отповедью – но внезапно заметил в его глазах печаль и ещё какое-то выражение, мелькнувшее и тут же исчезнувшее. Я внезапно понял, что Холмс очень испугался за меня вчера, и сейчас тоже беспокоится. Почему я всегда ищу в действиях моего самого дорогого друга признаки неприязни?! Ни разу, за все наше знакомство Холмс не сделал ничего, что могло бы мне повредить – хотя его скрытность и выводила частенько меня из себя. Пожалуй, пора прекратить вести себя, как мальчишка, и просто довериться Холмсу.
Я улыбнулся и проговорил:
- Значит, мы можем не беспокоиться за жизнь Фрэнсис Лерингтон. Что вы собираетесь делать дальше, Холмс?
- Пока – ничего. Сейчас мы больше ничего не можем предпринять.
В этот момент мы были вынуждены прервать свой разговор, так как в гостиную вошла наша квартирная хозяйка и сообщила, что для мистера Холмса только что была передана записка.
Холмс поспешно выхватил конверт из рук женщины, поблагодарив ее небрежным кивком, и углубился в чтение. Через минуту он смял записку и порывисто обернулся ко мне. На его скулах горел лихорадочный румянец, глаза сверкали возбуждением.
- Уотсон, чувствуете ли вы себя достаточно здоровым, чтобы совершить небольшую прогулку?
- Несомненно, Холмс. Но что случилось?
Но он только покачал головой и сунул мне в руки моё пальто.
- Мы можем поговорить в кэбе, друг мой, а пока давайте поторопимся!
Трясясь в кэбе по безмолвным улицам, я наконец решился спросить:
- Что было в этой записке, Холмс? Мне показалось, что новости обрадовали вас.
- О да, можно сказать и так, - мой друг загадочно улыбнулся и, вытащив из кармана трубку, принялся ее набивать. – Видите ли, я дал поручение своим осведомителям из определенных слоев лондонского общества разыскать людей, напавших на вас. Я не рассчитывал, что кто-нибудь обратит внимания на Хейнса – он всегда очень осторожен, но вот второй… Как хорошо, что вы запомнили марку оружия, Уотсон! Писсмейкер довольно новая и очень дорогая модель, и конечно, преступник с таким оружием будет привлекать внимание. И вот – ответ от моего осведомителя: человека с таким оружием, наемного убийцу среднего пошиба, видели в Сохо, имя неизвестно, но местные называют его Миротворец.
Я не мог не оценить своеобразного юмора преступного мира. Миротворцем – «писсмейкером» называлась новая модель кольта, поступившая в производство не так давно. Это оружие вызывало у меня, хирурга, необоримое отвращение – пули со смещенным центром тяжести, вылетавшие из него, наносили ужасные повреждения, исцелить которые было невероятно трудно.
Однако еще одна мысль заставила меня отвлечься от размышлений об оружии.
- Я думал, что вы сразу расплачиваетесь с солдатами своих «нерегулярных войск», Холмс.
- Обычно, да, - он, наконец, справился со своей трубкой и выпустил в потолок первое кольцо дыма. – Но Хантер – личность особая. Светиться он не любит, предпочитая общаться подобными записками. Я расплачусь с ним тогда, когда это будет ему удобно. В накладе он не останется, и он это прекрасно знает. Впрочем, это неважно. Главное вот в чем – Хантер утверждает, что человек, соответствующий вашему описанию, найден сегодня мертвым. Мы едем в морг, Уотсон.
Это сообщение несколько удивила меня, но Холмс, кажется, вновь погрузился в свои размышления, и остаток пути мы проделали в молчании.
Служитель морга провел нас в просторное помещение с высоким потолком и оставил одних. Стоило ему закрыть за собой дверь, как Холмс стремительно подошел к лежащему на прозекторском столе телу и отдернул простыню.
- Вы узнаете его, Уотсон?
- Да, кажется, это он.
Холмс уже не слушал меня. Он внимательно осматривал труп, общаривая его и бормоча что-то себе под нос. Потом низко пригнулся к лицу мертвеца, словно намеревался его поцеловать, и принюхался, я видел, как раздулись крылья его тонкого носа. Наконец, с разочарованным видом он разогнулся и подозвал меня поближе.
- Вам ничего не кажется странным в этом теле, доктор?
- Пожалуй, нет, хотя… Я не могу определить причину смерти.
- Вот как? – мой друг с любопытством вперил в меня взгляд, и я поспешил уточнить свое высказывание.
- Точнее говоря, я могу назвать причину смерти – удар, но не могу понять, что вызвало его. Я не вижу признаков сердечной недостаточности и, пожалуй, сказал бы, что его убили – но ран на теле тоже нет. Кроме того, посмотрите на его лицо, Холмс!
Мой друг согласно кивнул. Несомненно, застывшее, искаженное не то страхом, не то страданием лицо тоже привлекло его внимание.
- У Брэнды Тридженнис тоже не было ран… - его тихий голос заставил меня вздрогнуть, вспомнив то в высшей степени трагичное дело. С минуту мы оба молчали, потом Холмс заговорил снова:
- Я вновь думаю о той формуле, что прислали мне из Германии. Что бы там ни думали коллеги Энтерса, но, боюсь, он довел свою работу до конца. Судя по всему, именно этим веществом и убили Миротворца. Уверен, что это работа Хейнса – возможно, наемника не удовлетворила оплата его трудов, и он постарался надавить на германца. Что ж, Уотсон, нам нечего больше делать, давайте покинем эту юдоль скорби.
По дороге домой мой друг говорил не переставая. Он рассказал мне о прошлом Фридриха Хейнса – молодой человек закончил Люксембургский университет, в совершенстве знал несколько языков, увлекался химией, историей и старинным оружием. Казалось бы, его ждет блестящее будущее – но он выбрал путь преступника, и вот теперь мы вынуждены гадать, что может предпринять этот жестокий и беспринципный человек в погоне за богатством…
Однако дома возбуждение Холмса внезапно угасло, и он вновь погрузился в печальные размышления. Я постарался было развлечь его разговором, но на все мои вопросы Холмс отвечал коротко и односложно, явно с трудом выныривая из своих мыслей, и я оставил его в покое, взявшись разбирать свои старые записи.
Однако примерно через полчаса Холмс сам возобновил прерванный было разговор –причем сделал это довольно странным способом.
- Мне неприятно это дело, Уотсон, - его мрачный голос заставил меня оставить свои дела и подойти к нему. – Грязная и отвратительная история, завязанная на лжи, человеческой подлости и мелочности. Я бы хотел никогда не притрагиваться к ней, но увы, я не могу отступить. От моих – наших, дорогой друг! – действий зависит жизнь человека, который единственный чист в этой истории. Жизнь Фрэнсис Лерингтон в наших руках, Уотсон, и мы должны сделать все, чтобы оправдать доверие ее родителей. Мы пойдем с вами вдвоем, Уотсон. Привлекать полицию нельзя – она не умеет действовать тихо и тонко. Вы еще не передумали, Уотсон?
- Естественно, я не передумал, Холмс! - Его слова произвели на меня гнетущее впечатление, однако я не мог не порадоваться тому, что Холмс больше не пытается отказаться от моего общества, и постарался придать своему голосу бодрость, какую на самом деле не испытывал. Детектив, который, как всегда, читал меня как открытую книгу, усмехнулся и проговорил:
- Я думаю, друг мой, вам стоит занять себя чем-нибудь более стоящим, чем грустные мысли. Я надеюсь, что смогу исправить ваше настроение, которое сам же, признаюсь, и испортил.
С этими словами этот невероятный человек стремительно вскочил с кресла, метнулся в свою комнату и через минуту вернулся со скрипкой. Что ж, я действительно отвлекся – меня всегда восхищала музыка, извлекаемая уверенными тонкими пальцами моего друга. Но вряд ли печальная мелодия, слетавшая со скрипки Холмса, могла развеять мои грустные мысли…
Примерно через полчаса Холмс внезапно опустил смычок, взглянул на часы, и, быстрым шагом пройдя наверх, вскоре вернулся одетым как для прогулки.
- Господи, Холмс, куда вы? Неужели вы собираетесь выйти на улицу в такое время?!
Холмс коротко улыбнулся в ответ на мою тираду и спокойно проговорил:
- Именно, дорогой Уотсон, именно собираюсь. Мне назначена встреча – профессор Симмонс обещал сделать для меня кое-что. Нет, нет, Уотсон, даже не думайте!
Я застыл с открытым ртом, так и не успев сказать, что намерен ехать с ним.
- Вы ведь собирались предложить мне свое общество, не так ли? Простите, друг мой, но я не могу этого позволить. Во-первых, вы ещё не оправились от сотрясения мозга, я же сегодня и без того переутомил вас. А во-вторых, а уезжаю всего на час, к тому же не пойду пешком, как вы вчера, а возьму кэб. Вам нет нужды беспокоиться за меня.
С этими словами мой друг нахлобучил шляпу и, ободряюще улыбнувшись мне, сбежал по лестнице. Я услышал, как он что-то сказал, видимо, называя адрес, потом по брусчатке застучали подковы – и все стихло.
Несмотря на разговор с Холмсом, на душе у меня было неспокойно. Даже если Энтерс безвреден, как ученик воскресной школы, оставался ещё Хейнс, который, похоже, не гнушался грязными способами достижения цели. На улице совсем стемнело, и я начал ощущать беспокойство: Холмс так настойчиво просил меня соблюдать осторожность, а сам, похоже, совсем не берегся. Мои размышления прервал истошный стук в дверь. По лестнице к входной двери прошелестели шаги миссис Хадсон, и я услышал взволнованные детские голоса. Внезапно я почувствовал дикий, почти иррациональный ужас – такой порой чувствуешь, получая телеграмму – ты ещё ничего не знаешь о ее содержании, но сердцем уже ощутил подступившую беду.
Я слетел по лестнице вниз. Один из мальчишек – я узнал Уиггинса – пронырнул под рукой нашей квартирной хозяйки и бросился ко мне.
- Доктор, пойдемте, скорее!
- Уиггинс, что случилось? – я постарался говорить спокойно и строго, но чувствовал, что и мой голос срывается.
- Там мистер Холмс! На углу! На него напали, Майки говорит, что он умер, но он ведь не мог, правда же?!
Я ощутил, как моё сердце падает куда-то вниз. Детские голоса словно отдалились, перестали иметь для меня какое-то значение. Не тратя времени на то, чтобы взять пальто, я выскочил на улицу и бросился вслед за мальчишками.
Мертвого человека я увидел прямо на углу – светловолосый мужчина лежал лицом вниз в какой-то странной изломанной позе, которая сразу сказала мне, что помощь моя ему уже не требуется. Вокруг его головы успела натечь большая лужа крови, казавшаяся черной в темноте подступающей ночи.
Холмса я заметил не сразу – он лежал в тени, у стены, неловко подогнув под себя одну руку и вытянув вперед вторую, судорожно вцепившуюся в выступающий камень мостовой.
Никогда я не забуду ужаса, который испытал, увидев моего дорогого друга, лежащего на грязной мостовой в огромной луже крови без всяких признаков жизни.
Упав рядом с ним на колени, не обращая внимания на грязь, я прижал пальцы к его сонной артерии, где лучше всего у человека прослушивается пульс. К своему ужасу, я не ощутил ничего. Почти теряя сознания от страха, я осторожно перевернул его, непослушными пальцами расстегнул его пальто и приник ухом к груди. Через несколько мучительных секунд, когда мне казалось, что сердце моё остановилось вместе с сердцем Холмса, я услышал еле заметные, неритмичные удары.
События последующих часов почти не сохранились в моёй памяти. Смутно вспоминаю, как кричал, зовя на помощь, как нес моего друга домой – хотя, сколько не прилагаю усилий, не могу вспомнить, кто мне помогал. Несколько часов вместе с приехавшим по просьбе миссис Хадсон доктором Лесли Оксшотом, моим бывшим соседом, я боролся за жизнь Шерлока Холмса. На теле детектива было несколько глубоких ножевых ранений, к счастью, не задевших жизненно важных органов, на затылке огромная гематома. Несколько раз мне казалось, что нам не удастся его спасти – он потерял много крови, и, кроме того, я опасался заражения. И, только когда над Лондоном забрезжил бледный весенний рассвет, я смог наконец с уверенностью сказать, что жизни Холмса ничего больше не угрожает.
Я смутно слышал, как миссис Хадсон с благодарностями провожает Лесли, но сам я не мог даже сдвинуться с места. Странное оцепенение внезапно овладело мной, словно я, как жертвы Горгоны Медузы, вдруг превратился с мраморную статую. Не помню, сколько времени сидел я у постели Холмса, держа в руках холодную тонкую ладонь с едва заметно подрагивающей жилкой. Мне было страшно, как никогда. В эту ночь я пережил свой самый страшный кошмар – словно вновь вернулся к тому чудовищному ревущему потоку неподалеку от Мейрингена. Все эти годы я боялся признаться себе, что больше всего на свете боюсь вновь потерять своего лучшего, своего единственного друга. Тогда, возвращаясь в опустевший Лондон из Швейцарии, я чувствовал, как погасло во мне что-то, что давало мне жизнь почти десять лет. Со стыдом вспоминал я мгновения мучительного, но в то же время сладостного колебания, когда стоял на самом краю тропинки, мечтая прекратить боль, которой никогда не испытывал раньше. Тогда только мысль о моей бедной жене удержала меня от гибельного шага в пустоту. Но теперь моя дорогая Мэри вот уже много лет покоится на кладбище, и, случись непоправимое, уже никто не остановит меня по эту сторону черты.
Мои тяжелые мысли прервала миссис Хадсон. Пришли супруги Лерингтон. Ещё раз проверив состояние Холмса и убедившись, что сердце его бьется ровно и уверенно, а болезненный жар спал, я укрыл его потеплее и спустился в гостиную.
Узнав о ранении Холмса, они пришли в ужас. Понимая, что значила для них поддержка консультирующего детектива, я заверил их, что Холмс посвятил меня во все подробности их дела и, если до вечера субботы он не придет в себя и не захочет изменить план, я сам пойду с мистером Лерингтоном и верну наконец маленькую Фрэнсис измученным родителям.
***

POV Шерлока Холмса. 17 апреля 189… года
Оставив встревоженного Уотсона в гостиной, я спустился по лестнице, преисполненный решимости посетить профессора Симмонса, как и обещал сегодня в утреннем разговоре. Несмотря на довольно глубокие познания в химии, я не смог идентифицировать формулу, полученную из Германии. Увы, мне не хватало знаний по фармакологии. Единственное, что я понял – это препарат, относящийся к опийной группе. Это мог быть неизвестный пока науке яд, наркотик или наоборот, новейший антидот. Я не мог самостоятельно определить этого, но ни на минуту не сомневался, что Симмонсу это под силу. Что ж, я не ошибся в своих оценках. Старый профессор всего после нескольких минут исследований сообщил мне, что формула – это какой-то новый, ещё не известный науке наркотик. Его фармакологическое действие он назвать не смог, но предложил прийти вечером.
«- Вечером я расскажу вам, как действует этот опиат. И, раз уж вам это так нужно, сделаю несколько доз антидота – может, к вечеру, может, к субботе, раз уж для вас, молодой человек, это настолько важно….»
Однако вечерняя моя поездка не увенчалась успехом. Старик встретил меня хмурым ворчанием и заявил, что у него и без моих просьб дел хватает, так что я могу прийти за антидотом завтра или ночевать в лаборатории. Меня такой нелюбезный прием не обидел и не встревожил – несмотря на преклонный возраст и внешность чудаковатого профессора, Симмонс был очень обязательным человеком, и раз сказал, что до субботы сделает противоядие – значит, так оно и будет, и помешать ему сможет разве что смерть или конец света.



Продолжение в комментариях

@темы: Шерлок Холмс, Майкрофт Холмс, Джен, Доктор Уотсон, Фанфики

---

Арт. Ватсон

[Путник&]

Раз уж в ход пошел арт, поделюсь и я своим коллажем.
Один из моих любимых кадров.

@темы: Ватсон

---

Фанарт "Два века"

[Катть.]

Здравствуйте! Я здесь давно уже гуляю, но написать решилась только сейчас. Надеюсь, не нарушу каких-нибудь правил, выложив такой вот, с позволения сказать, коллаж.

Автор: Катть.
Название: Память
Техника: Photo Scape, Photoxhop CS5,Paint.
Рейтинг: G
Дисклеймер: герои мне не принадлежат, а жаль...
Категория: джен
Жанр: кроссовер

@темы: Шерлок Холмс, Кроссоверы, Коллажи, Джен, Ватсон, Доктор Уотсон

---

Арт. Кроссовер.

[MrSadFran]

Я решила совместить два любимых фендома: Доктор Кто и Шерлок Холмс.
Рисунку уже наверное около года, почему-то раньше не выставляла.
Надеюсь, вам понравится!)


Sherlock Holmes and Rose Tylor by ~MrSadFran on deviantART

@темы: Шерлок Холмс, Кроссоверы, ДевиантАрт, Фан-арт, Кино, Персонажи

---

Ремейк

[shali]

В Британии издательство Total-E-Bound, публикующее эротическую литературу, запускает серию эротических ремейков сразу нескольких классических текстов, в том числе и «Этюда в багровых тонах» Артура Конан Дойла. В них будут «сцены, которые вы всегда хотели прочесть — но которые всегда были под запретом». В «Этюде в багровых тонах» Ватсон влюбляется в Холмса и обнаруживает, что «все его сексуальные потребности удовлетворены так, как он раньше и представить себе не мог».
Источник, первоисточник.

@темы: Шерлок Холмс, Доктор Уотсон, Литература

---

[Curly_Sue]

Кликнув на баннер, вы сможете скачать полный архив текстов с "Большой Игры-2 по Шерлоку Холмсу" (формат rtf) - перечитать полюбившееся и дочитать недочитанное.

@темы: Разное

---

Вечеринка по Шерлокам Холмсам в Москве

[Porco Rosso]

Костюмированная вечеринка Sherlock&Co Victorian Party пройдет в Москве в ночь с 20 на 21 июля, почти через полмесяца. Будет как мы любим, с костюмами, конкурсами (о, это замечательные конкурсы - в программе дедуктивный метод, химия, криптография, аэронавтика и кое-что еще), подарками, призами, тихими играми, боксом (куда ж без спорта истинных джентльменов), живой музыкой и лучшей нердопубликой в Москве.

Конкурсы фанарта и лучшего костюма подразумевают подготовку заранее,так что не теряйте времени

Мы приглашаем вас на одну ночь окунуться в атмосферу богемных заведений Лондона викторианской эпохи, где, по слухам, можно было встретить множество интересных и странных людей. В ночь с 20 на 21 июля наш клуб будет принимать у себя как известных личностей того времени, так и всех тех, кто просто хотел бы почувствовать себя участником захватывающих, интересных и загадочных событий.

Подробности на сайте
Встреча Вконтакте
Event в Facebook


Приходите, будет весело

---

стенд ШХ на осенний слэшкон

[Sherlock]

Дорогие друзья!

Осенний Слэшкон уже не за горами, и в этом году, так же как и в прошлом, на нем вновь будут представлены фандомные стенды. Мы не могли не воспользоваться возможностью показать наш замечательный фандом во всей красе – поэтому место под стенд мы заняли; стенд фандома Шерлока Холмса на осеннем Слэшконе будет!
Теперь остается всего ничего: этот стенд сделать

Но чтобы все задуманное воплотилось в жизнь, чтобы наш фандом выглядел на этом Слэшконе достойно, нам очень нужны помощники.

Кто готов поучаствовать в создании стенда фандома ШХ - идеями, предложениями, работой по организации стенда - отмечайтесь в комментариях или пишите мне (Sherlock) на у-мейл.

Нам также очень интересно и важно знать, каким бы вы хотели видеть стенд. Пишите свои идеи и предложения.)

И, самое главное, чтобы все-все воплотилось в жизнь, нам очень нужна помощь финансовая. Если у вас есть лишние 10, 100, 1000 рублей, да сколько угодно, поделитесь со своим фандомом.
Судьба стенда в ваших руках!


Яндекс-кошелек для сбора средств на стенд ШХ: 410011026865711


Распространение всячески приветствуется!

@темы: Организационное

---

Тот, кто убил Шерлока Холмса - фильм о Конан Дойле

[Alyena]

Тот, кто убил Шерлока Холмса / The Man who Murdered Sherlock Holmes [2010, история, SATRip]
rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=4087738

@темы: Шерлок Холмс, Доктор Уотсон, Шерлоковедение, Кино, Персонажи

---

[Nitocrisss]

Название: «Идеальный муж»
Автор: Irene Adler (aka The Plaid Adder)
Оригинал: "An Ideal Husband"
Переводчик: Nitocrisss
Беты: sige_vic и Antitheos
Разрешение на перевод: получено
Пейринг: Шерлок Холмс/Джон Уотсон, Вайолет Хантер/Ирэн Адлер
Направленность: слэш
Рейтинг: R
Жанр: детектив, драма, романс
Размер: миди
Саммари: «…я неоднократно возвращался мыслями к нашей посетительнице, задумываясь над тем, в какие дебри человеческих отношений может завести жизнь эту одинокую женщину».
Дисклеймер: Мы — медь звенящая и кимвал бряцающий.
Примечание: фик переведен для «Большой Игры-2»
Примечание 2: в тексте использованы обработанные цитаты из пьесы О. Уайльда «Идеальный муж» в переводе О. Холмской

— Холмс, — сказал я, рухнув на диван несколько более шумно, чем было необходимо. — Вы видели утренние газеты?

Чтобы обозначить конец фразы, я с хрустом раскрыл «Таймс». Холмс по-прежнему не поднимал глаз от химического опыта, которым был поглощен все утро.

— Нет, — буркнул он тоном, начисто лишенным энтузиазма.

— В театральном разделе есть заметка, которая показалась мне интересной, — продолжал я. — Позвольте, я вам прочту?

— Ммм, — ответил Холмс, не отрывая взгляда от стеклянной пипетки, которую держал в руке, и едва ли он мог бы красноречивее выразить, что не обращает ни малейшего внимания на то, что я говорю.

В то утро я был в довольно-таки дурном настроении. Последние полторы недели Холмс каждую минуту бодрствования уделял своему новому эксперименту — на этот раз он надеялся найти способ точно определять наличие или отсутствие физостигмина в тканях организма. Хоть я и не сомневался, что этим он внесет неоценимый вклад в литературу по токсикологии, к моему возмущению, оказалось, что увлеченный срочной задачей Холмс с той же легкостью, как в прошлом обходился без сна и без пищи, оказался готов отложить удовлетворение иных желаний. Конечно, это сложно назвать неожиданностью — подобное было абсолютно в его натуре; однако такое объяснение не унимало моей досады.

Именно по этой причине я выбрал особенно важный момент опыта, чтобы начать чтение.

— «Вот уже несколько месяцев ходят слухи, что власти закроют новый спектакль мистера Альбертсона по пьесе Оскара Уайльда «Идеальный муж» еще до открытия. Конечно же, постановка произведения самого известного в Лондоне дегенерата так скоро после осуждения автора по обвинению едва ли не слишком отвратительному, чтобы его озвучивать, потрясла чувства общественности и возмутила многих самых верных сторонников Ковент-Гардена. И все же, так как сама пьеса не содержит ничего оскорбительного для чувств лорд-канцлера, а мистер Альбертсон, как говорят, нашел могущественных союзников в неожиданных местах, по публикации программ мы можем судить, что премьера все-таки состоится».

Холмс взял пипеткой немного ярко-красной жидкости и застыл, наклонившись над мензуркой, в ожидании того единственно верного момента, когда нужно будет добавить несколько капель в раствор.

— «Событие пользуется интересом, особенно в свете ходящих за рубежом слухов, что одну из главных ролей сыграет прославленная актриса и известная авантюристка Ирэн Адлер…»

Послышался резкий — и, должен сказать, весьма для меня приятный — звон разбитого стекла. Осколки пипетки рассыпались по полу.

— Мне продолжать?

Холмс прожег меня взглядом и, вернувшись к своему опыту, наклонился, чтобы поднять разбитую пипетку.

— Не стоит, Уотсон. Полагаю, остальное я могу вывести и сам. — Он демонстративно ссыпал стеклышки на стол. — Журналисты весьма предсказуемы, а светские обозреватели — пуще всех.

— Что ж, отлично, — сказал я. — Выводите.

— Сначала мы узнаем, что, несмотря на брак с мистером Годфри Нортоном, она продолжает появляться под девичьей фамилией, под которой завоевала такое признание...

Откровенно говоря, пока что слова Холмса соответствовали статье — почти дословно, — но я втайне лелеял надежду, что скоро дело пойдет иначе.

— Далее следуют обычные реверансы, мол, хоть главной героиней и является добродетельная леди Чилтерн, гвоздем пьесы всегда была и будет коварная и соблазнительная миссис Чивли, а Ирэн Адлер была просто рождена для этой роли...

— Возможно, и так, — встрял я, — однако в этой постановке ей отведена иная роль.

Холмс досадливо приподнял брови.

— Не может быть, чтобы она играла Мейбл. Нет на свете настолько безмозглого антрепренера, который выбрал бы ее на роль инженю.

— Вы правы.

— И невозможно, чтобы она, в ее годы, согласилась на роль вдовствующей графини.

— Невозможно или нет, но, очевидно, этого не случилось.

— Значит, остается только леди Чилтерн!

— Нет, Холмс.

Раз уж иные радости оказались пока что мне недоступны, я был решительно настроен насладиться его недоумением.

— Так кого же, черт побери, она играет?

Я свернул газету и положил на столик у дивана.

— Забудьте, Холмс. У вас сейчас другие дела; к тому же, уверен, если вы хорошенько поразмыслите над этим, то поймете сами. В конце концов, вспомните, что истиной, какой бы невероятной она ни казалась, является то, что останется, если отбросить все невозможное.

Холмс, сверкнув глазами, протянул руку в мою сторону.

— Дайте мне газету, Уотсон.

— Я не осмелюсь прервать вашу работу.

— Уотсон…

Когда он встал со стула, я снова поднял газету, сделав вид, что собираюсь швырнуть ее в камин. Холмс ринулся через всю комнату, нацелившись на мою протянутую руку, и в итоге растянулся на диване и заодно на мне.

— Уотсон, — сказал он, поднимая на меня взгляд и пытаясь сохранить остатки достоинства.

— Да, Холмс?

— Я обещаю вам свое абсолютное внимание.

— Спасибо, Холмс.

— А теперь, пожалуйста, дайте мне дочитать эту статью.

— Через мгновение, Холмс.

На самом деле прошло значительно больше времени, чем мгновение, и, когда его мысли вернулись к оставшемуся без ответа вопросу, мы оба уже забыли, куда делась газета. Вместо того чтобы возвращаться в гостиную и рыскать в бардаке, который мы там устроили, я просто открыл Холмсу ту деталь, которая его интересовала.

— Миссис Нортон, или мисс Адлер, — сказал я, застегивая брюки, — будет играть роль лорда Горинга.

У Холмса загорелись глаза.

— Я в любом случае планировал провести день в клубе, — добавил я. — Может, заглянуть по пути в кассы?

— Обязательно, — кивнул Холмс, по-прежнему лениво раскинувшийся на кровати.

Я заправил рубашку, надел пиджак и уже положил руку на дверь, как Холмс окликнул меня.

— И еще, Уотсон.

— Да?

Я оглянулся на ходу. Холмс, совершенно растрепанный, выглядывал из спальни со смесью смущения и любопытства на лице.

— Постарайтесь достать хорошие места.

Дверь закрылась под звук моего смеха.


~*~*~*~
— Вайолет, — уже в пятнадцатый раз сказала леди Бексбро.

— Да, мадам? — откликнулась я как можно мягче.

И снова ответом мне послужило долгое, горестное молчание. Я терпеливо ждала, когда она наберется смелости сказать, зачем позвала меня в свой будуар. Пока что она уже потратила на это почти целый час, и тот факт, что ей показалось нужным обратиться ко мне по имени, был плохим знаком. У меня, конечно, были предположения о том, что она пыталась сказать, но едва ли мне пристало открывать рот вперед нее.

— Вы ведь знаете, что лорд Бексбро сегодня собирается в театр, смотреть эту ужасную пьесу?

Содрогание, с которым она произнесла слово «пьеса», по всей видимости, призвано было показать отвращение, питаемое леди Бексбро к репутации ее печально известного автора. Но, конечно же, на самом деле ее беспокоило то, что лорд Бексбро выезжает один, и выезжает в театр.

— Как мучительно оказаться в таком положении! — внезапно запричитала леди Бексбро. — Я не могу… выразить, насколько это унизительно, и какой одинокой я себя чувствую.

Этот нежданный взрыв меня поразил и заставил жалеть ее еще больше. Леди Бексбро была молода — не более чем на пять лет старше меня, — и, хоть я терпеть не могла двух ее гадких сыновей, в равной степени испорченных и заброшенных их безответственным отцом, но старалась не винить ее за то, что мне противно быть их гувернанткой. В конце концов, она вышла замуж по любви, и ей было очень тяжело смириться с тем, что он-то искал лишь подходящую кучу денег, чтобы подпереть ею свой прославленный, но обнищавший фамильный герб. Запертая в мрачном, хоть и роскошном, доме, отрезанная от общества других женщин ее возраста, она начала на удивление во многом полагаться на мою помощь и поддержку — возможно, потому что до нее дошли сплетни прислуги о том, какую гневную отповедь получил от меня ее муж в первый и единственный раз, когда имел наглость со мной заигрывать.

— Помните, мадам, — искренне произнесла я, — я сделаю все, что могу, чтобы вам помочь.

Леди Бексбро подняла свою светловолосую головку и попыталась сморгнуть слезы.

— Вы находите современную драматургию интересной, мисс Хантер?

— Найду, если понадобится, — ответила я.

— Вот билет на сегодняшний спектакль, — продолжила она, подавая мне конверт. — Место в партере. Без сомнения, лорд Бексбро вас не заметит: его внимание, конечно же, будут занимать дамы в ложах и дамы на сцене; но я слишком уважаю вашу проницательность, чтобы полагать, что вы не заметите его.

Я кивнула, показывая, что больше ничего объяснять не нужно.

— Спасибо, мадам. Уверена, вечер в театре будет восхитительным — и я все расскажу вам о нем, когда вернусь.

Леди Бексбро на мгновение опустила глаза, а потом подняла их с печальным, но решительным вздохом.

— Благодарю вас, мисс Хантер, — ответила она. — Вы, конечно же, по-прежнему можете взять на неделе свой обычный выходной.

Это было в ее характере — понять, что меня заботит, и избавить от необходимости спрашивать.

— Спасибо, леди Бексбро.

— Вы можете идти, Вайолет.

Я вышла из комнаты в состоянии нетерпеливого предвкушения. Слухи о связи лорда Бексбро с актрисой уже успели разнестись, но вот мнения насчет того, кто она такая, к сожалению, разделялись. Леди Бексбро правильно поступила, ничего не предпринимая без прямого доказательства; и мне выпал шанс его найти. В тот вечер я вышла из дома, ощущая одно только удовольствие от предстоящей миссии, — и даже не подозревая, что вернусь из театра другим человеком.


~*~*~*~
— Что ж, и в самом деле хорошие места, Уотсон.

Мы сидели в частной ложе по левую сторону от сцены и так близко к ней, что мне казался ненужным бинокль, который Холмс, несмотря на это, принес с собой. Словно подтверждая, что я неправ, Холмс поднял его над своим орлиным носом и вгляделся в ложу на противоположной стороне переполненного зала.

— Лорд Бексбро, — пробормотал он.

— Что, Холмс?

Человек, на которого он смотрел, был высок и строен, элегантно одет и привлекателен лицом, но в остальном ничем не примечателен — по крайней мере по сравнению с Холмсом, разглядывать которого мне было куда интереснее. Холмс, однако, продолжал наблюдение.

— Один, — сказал он наконец и сложил бинокль.

— Что — один?

— Он пришел в одиночестве, — ответил Холмс. — Для другого человека в этом не было бы ничего удивительного. Если вы оглядитесь, то заметите, конечно, что в аудитории сегодня в основном мужчины. Порядочные леди не могут показать, что благоволят к произведению каторжника. И все же лорд Бексбро, можно сказать, славится любовью к дамскому обществу. Удивительно, что сегодня он от этого удовольствия отказался.

Я окинул взглядом зал. В самом деле, почти все присутствующие женщины сидели в партере, на дешевых местах.

— Впрочем, ладно. — Он откинулся на спинку кресла и наконец-то посмотрел на меня. — Это меня совершенно не касается. Вот вы — другое дело.

Я знал, что бесполезно ожидать от него хоть каких-нибудь извинений за пренебрежение последних недель, и все же с удовольствием уловил едва заметные признаки перемены в отношении, а еще — какую-то растерянную пристыженность. Однако вместо того чтобы закрепить впечатление, он сардонически вопросил:

— Полагаю, с моей стороны было бы вульгарно интересоваться, во что это нам обходится.

— Собственно говоря, ни во что, — ответил я. — Когда я назвал свое имя, кассир сообщил мне, что мисс Адлер оставила нам два билета в ложу и свои наилучшие пожелания и сказала, что будет счастлива, если мы заглянем после спектакля к ней за кулисы.

Холмс рассмеялся коротко и сухо.

— Она слишком полагается на свои предчувствия, не правда ли, Уотсон? — заметил он, усаживаясь поудобнее.

— Тем не менее, мне кажется, мы все равно к ней заглянем.

Холмс улыбнулся.

— Вы, конечно, тоже слишком на них полагаетесь, — добавил он. — Но, почему-то, когда это делаете вы, я не возражаю.

— Холмс… — прошептал я.

— Тсс, — остановил меня он. Занавес начал подниматься.


~*~*~*~
Поначалу я почти уже пожалела, что согласилась прийти. Партер был переполнен, и мои соседи никак не переставали шептаться. Что еще хуже, первое действие пьесы шло в гостиной. Я повидала столько гостиных, что на три жизни хватило бы, и всегда находила их очень неуютными. Как правило, мы с детьми располагались в каком-нибудь дальнем углу, и на нас обращали внимание лишь тогда, когда гордая мамаша желала подозвать одного из чад к себе, словно дрессированную собачку, чтобы похвастаться его или ее талантами. И за все это время я вдоволь насмотрелась на женщин, как две капли воды подобных тем бледным, жеманным созданиям, что вяло перебрасывались репликами на сцене.

Действие начало заинтересовывать меня, только когда в гостиную вошла миссис Чивли. Женщине, которая ее играла, было слегка за тридцать. Блестящие темные волосы были забраны переливчатой лентой, а серебристое платье обнимало лиф и бедра и расходилось от колен книзу. Улыбка ее была такой же вежливой и пустой, как и у остальных персонажей; и все же к очаровательной и невинной леди Чилтерн она двинулась, скользя с точностью и грацией змеи, и облик ее светился коварством.

— Мы с миссис Чивли, кажется, уже встречались... — холодно произнесла леди Чилтерн.

Улыбка миссис Чивли едва заметно застыла. Глядя на них, я почувствовала, сколь много у леди Чилтерн было бы общего с леди Бексбро, и, вдохновленная этой мыслью, бросила взгляд вверх, на ту ложу, где сидел ее муж.

Он наблюдал за миссис Чивли с таким вниманием, которого на моей памяти никто от него не удостаивался, в том числе и остальные персонажи — даже когда они говорили.

Я посмотрела в программку, которую держала на коленях. Миссис Чивли играла актриса, указанная под именем миссис Энн Беллами. Титул «миссис», как это часто бывает у актрис, был, вероятно, чисто номинальным. Но даже если нет, очевидно, что лорд Бексбро не позволил бы каким-то там супружеским узам помешать существующему, в чем я совершенно уверилась, взаимопониманию между ним и этой женщиной.

Меня отвлек от разглядывания громкий кашель, который, по-видимому, донесся от одной из противоположных лож. Я повернула голову в ту сторону и с изумлением узнала в занимающих ложу джентльменах мистера Шерлока Холмса и его друга доктора Уотсона.

Холмс как раз отворачивался от своего спутника, которому до этого прошептал что-то на ухо. Потом оба сосредоточили внимание на сэре Роберте Чилтерне, который вышел на сцену и теперь разговаривал с миссис Чивли.

Мне стало любопытно. Чем обусловлен их интерес к нему? Может, он — точнее, актер, играющий его, — оказался в центре каких-нибудь международных интриг, которые и привлекли сегодня в театр этих буревестников преступления? Я перевела взгляд на сэра Роберта. Мне он показался мучительно скучным — еще один почтенный английский джентльмен, с квадратной челюстью и аккуратно подстриженными усами, который в нарядном фраке слоняется между гостями и обменивается остротами с миссис Чивли.

— Здравствуйте, дорогой мой Артур! — воскликнул сэр Роберт, пожимая руку молодого человека, который только что вошел в гостиную. — Миссис Чивли, позвольте представить вам лорда Горинга, самого праздного человека в Лондоне.

Аудитория затихла в предвкушении. Конечно, мне, как и всем, было известно, что под зауженными брюками, фраком и белым галстуком-бабочкой лорда Горинга скрывалась Ирэн Адлер, женщина, чье имя в прессе связывалось со всевозможными авантюрами. И, как и всем остальным, мне не терпелось посмотреть, добьется ли она успеха на этот раз.

Лорд Горинг снял шляпу. Его густые темные локоны, остриженные чуть короче на затылке и более длинные спереди, открывали лоб. Черты лица, естественно, гладко выбритого, были тонкими и изящными, губы — немного слишком мягкими, чуть-чуть слишком полными. Но глаза мерцали ярким, ироничным светом, и, когда лорд склонился перед миссис Чивли, отсвет житейской мудрости в них затмил его внешнюю юность.

— Вот уж не думал, что вы меня помните, миссис Чивли.

Зал замер в напряженном ожидании. Миссис Чивли улыбнулась шире.

— У меня прекрасная память — на то, что я хочу помнить. А вы все еще не женаты?

Лорд Горинг помолчал мгновение, словно роясь в дальних закоулках памяти.

— Кажется… нет, — ответил он наконец, лукаво изобразив невинную озадаченность.

— Как романтично! — сказала миссис Чивли.

Что-то изменилось, пусть едва ощутимо, но я видела, как они обменялись невысказанными намеками и немыми возражениями, заметила завуалированную угрозу на ее лице и молчаливый вызов — на его. И все же голос лорда звучал беззаботно, как будто этой битвы и не было или как будто он не хотел, чтобы о ней знал кто-то, кроме миссис Чивли.

— Ах нет, я совсем не романтик. Для этого я недостаточно стар.

Лорд Горинг бросил на зрителей невинный, но заговорщический взгляд, и зал ответил вспышкой смеха.

— Предоставляю романтику старшим по возрасту, — добавил он, на мгновение окинув этим пронзительным взглядом миссис Чивли.

Аудитория расхохоталась снова. Напряжение, искрившее в воздухе, рассеялось, уступив место веселым остротам, которыми лорд Горинг легко и умело обменивался с Мейбл Чилтерн. Но я видела, что он ни капли не увлечен остроумными парадоксами, которые походя рассыпает по гостиной. Ирэн Адлер уже дала нам понять, что главная битва состоится между лордом Горингом и миссис Чивли. И во мне начал подниматься интерес — странный, непостижимый интерес — к ее исходу.

Именно поэтому я с немалым раздражением следила за тем, как лорд Горинг позволил этой докучливой Мейбл утащить себя ужинать. Но и после этого мне было на кого посмотреть: на миссис Чивли … и лорда Бексбро.

Я поняла, что миссис Чивли шантажирует сэра Роберта. Как именно и с какой целью — оставалось расплывчатым. Но мне было все равно. Интересней было то, что миссис Чивли удалось зачаровать меня почти так же, как лорда Бексбро.

— Допустим, вы откажетесь… — протянула она небрежно.

— Что тогда? — в гневе и растерянности бросил сэр Роберт.

Миссис Чивли подняла на него взгляд с кушетки, на которой томно расположилась, и внезапно голос ее стал резким.

— Да, дорогой сэр Роберт, что тогда? Тогда вы погибли, только и всего. — Она выпрямилась и встала, мерцая в свете софитов, словно оружие в серебряных ножнах. — Вспомните, до чего вы тут дошли, с вашим пуританством! В прежнее время никто не старался быть лучше своих ближних. Это даже считалось дурным тоном, мещанством. Но теперь вы все помешаны на морали. Каждый должен быть образцом чистоты, неподкупности и прочих семи смертных добродетелей. А результат? Вы все валитесь как кегли, один за другим. Года не проходит, чтобы кто-нибудь не исчез с горизонта. Раньше скандальная история придавала еще больший шарм человеку или хоть делала его интереснее, а теперь это гибель. А ваш скандальчик будет очень некрасивый…

Он оказался в ее власти и знал это. И почему-то мне было радостно. Когда леди Чилтерн убедила мужа не делать то, о чем просила миссис Чивли, я даже расстроилась и досадовала до тех пор, пока на сцену следом за Мейбл не вернулся лорд Горинг.

— Вам пора спать, мисс Мейбл, — сказал он с таким видом, будто ее присутствие раздражало его почти так же сильно, как меня.

— Лорд Горинг!

— Мой отец еще час назад посоветовал мне идти спать. А теперь я вам советую то же самое. Я всегда так поступаю с добрыми советами: передаю их другим. Больше с ними нечего делать — самому от них никогда нет толку.

По залу прошла волна звонкого хохота. Я оценила остроту, но мне было не до смеха — все мое внимание было приковано к сдержанной, таинственной улыбке, которая играла на мягких, изящных губах лорда Горинга, пока он ждал тишины.

Я все не отрывалась от этих губ, как вдруг Мейбл протянула ему бриллиантовую брошь в виде змеи, которую нашла в подушках.

— Интересно, кто ее обронил, — пробормотал лорд Горинг, устремив на нее неожиданно ясный взгляд.

Он прекрасно знал, кто ее обронил. Более того, как оказалось, он и раньше видел эту брошь, хоть и не сказал, на ком.

И самое странное, что я тоже видела ее раньше. Видела ее — или другую точно такую же — в туалетной комнате леди Бексбро, в ящике, который она обычно держала запертым.

~*~*~*~
— Это положительно невозможно, Холмс.

— А я говорю, что это так. — Антракт был на исходе, и большую часть его мы проспорили. — Вы просто видели его всего один раз. Я узнаю этот голос где угодно, да и телосложение его ни с кем не спутаешь.

— Холмс, — отрезал я. — Мне бы не хотелось слушать о том, насколько близко вы знакомы с голосом Тони и его телосложением.

Холмс откинулся на спинку сиденья, оторопев.

— Мой дорогой друг, я только хотел сказать, что твердо уверен — сэра Роберта Чилтерна играет не кто иной, как Тони с Молбрет-мьюз*, что бы там ни было написано в этой программе.

— Допустим, это он и есть, и что тогда?

— Ничего, — обиженно отозвался Холмс. — Кроме того, что персонаж стал мне гораздо более интересен… потому что теперь он напоминает мне вас.

В его словах мне послышались звенящая грусть и такая застарелая боль, что мои гнев и ревность тут же испарились.

— Боюсь, в сэре Роберте слишком много блеска и могущества, чтобы из него получилось мое хоть сколько-нибудь точное альтер эго, — произнес я, стараясь показать, что все забыто.

— Возможно, — ответил Холмс. — Но я больше думал о том, насколько сэр Роберт хороший человек — прекрасный, честный муж, почтенный джентльмен — к нему должно бы чувствовать восхищение... и все же он совсем чуточку порочен, как раз достаточно, чтобы заронить в сердце ближнего любовь.

Я уставился на Холмса, который не выдавал ни словом, ни взглядом или движением, что только что сказал нечто необычайное.

— Холмс… — начал я наконец.

— Тсс, — прошептал он, лукаво прикладывая палец к губам. — Третий акт начинается.

На сцене появились апартаменты лорда Горинга, и в течение некоторого времени лорд и его камердинер были на ней одни. Не в силах позабыть о полупризнании Холмса, боюсь, я обращал бы на действие очень мало внимания, если бы лорда Горинга не играла Ирэн Адлер.

Не то чтобы она выглядела как мужчина. Черты лица у нее были слишком тонкие, фигура — слишком изящная. Но в ее движениях, в голосе, даже в том, как она изучала свое отражение в воображаемом зеркале, сквозила убедительная уверенность. Конечно, это был утонченный мужчина; нервный, чувствительный, скрывающий уязвимость за интеллектом и остроумием.

— Видите ли, Фиппс, модно то, что носишь ты сам. А немодно то, что носят другие. Так же как вульгарность — это просто-напросто поведение других людей. А ложь — это правда других людей.

Я заметил взгляд Холмса, и внезапно что-то у меня в голове встало на свои места. Конечно, он смотрел на Ирэн Адлер, и если и проявлял к ней необычный интерес, так в этом не было ничего удивительного. Но, глядя, как лорд Горинг смотрит на зрителей — перед которыми он позировал так, как если бы мы все были одним большим зеркалом, — Холмс в равной степени смотрел на себя.

— Другие — вообще кошмарная публика. Единственное хорошее общество — это ты сам.

Мне показалось, что смех Холмса зазвенел громче остальных. И он отзывался у меня в ушах еще долго, пока, наконец, к лорду Горингу не явился отец, доставив ему тем самым очевидные неудобства. Конечно, отчасти причиной было то, что он в любой момент ожидал прихода леди Чилтерн, но в интерпретации Ирэн Адлер самые сильные мучения отводились на долю разговоров о браке.

— Давно пора вам жениться. Вам уже тридцать четыре года.

— Но я всегда говорю, что мне тридцать два! — воскликнул лорд Горинг с непритворной болью. А потом, моментально оправившись, добавил: — Даже тридцать один с половиной — когда у меня хорошая бутоньерка…

Он указал на бутоньерку в петлице, и движение его руки показалось мне почему-то невыразимо трагичным. Как будто, несмотря на решимость не говорить серьезно, он видел, как возраст подкрадывается к нему, и это единственное на свете способно было по-настоящему его напугать. Когда он вернулся к остротам, в них слышался отзвук безумия, и тут отец наконец спросил его прямо:

— Вы всегда понимаете то, что говорите?

Тихий смех, прошелестевший фоном, сообщил мне, что публика ждет, как парирует лорд Горинг.

Поколебавшись лишь долю секунды — за которую горе снова растворилось в иронической улыбке — он ответил:

— Да, отец... Если внимательно слушаю.

На сей раз Холмс не рассмеялся — лишь улыбнулся, будто бы какая-то общая тайна была доступна ему и этому тонкому, нервному юноше на сцене, который сейчас набирался решимости для разговора с сэром Робертом.

Стоило тому войти, и мне стало ясно, что Холмс был прав. Это и вправду был Тони. Хоть выговор теперь удавался ему куда лучше, а осанка и манеры влиятельного человека шли настолько, что нелегко было вспомнить обстоятельства, при которых я впервые с ним встретился.

— Но меня вы должны принять, Артур! — воскликнул сэр Роберт, протягивая к нему руку. — Вы мой лучший друг. А завтра, может быть, будете единственным моим другом. Моя жена все узнала.

Я заметил, что, впуская сэра Роберта в комнату, лорд Горинг, возможно, стоял к нему чуть ближе, чем было необходимо. И, пока он продолжал утешать своего горюющего друга, что-то в атмосфере между ними, в том, как он говорил, показалось мне знакомым.

— Артур, скажите, что мне делать, — взмолился Чилтерн.

Лорд Горинг, после секунды кошмарного колебания, убрал руку с плеча сэра Роберта и чуть отодвинулся от него.

— Роберт, вы ведь любите свою жену? — проговорил он тоном, полным скрытой, но глубокой печали.

— Я люблю ее больше всего на свете! — воскликнул сэр Роберт. — Раньше я думал, что главное в жизни — честолюбие. Это неверно. Главное в жизни любовь. Любовь — это все. И я люблю свою жену.

К моему изумлению, на глазах лорда Горинга блеснули слезы. И с еще большим изумлением я заметил, что и глаза Холмса тоже полны слез.

Я отыскал его руку в тусклом полумраке ложи и взял в свою. Он в ответ крепко стиснул мою ладонь своими теплыми пальцами.

— Я действительно любил ее, — прошептал я, сжимая крепче.

— Ваша жена простит вас, — сказал лорд Горинг, наполовину успокаивающе, наполовину отчаянно. — Она любит вас, Роберт. Как же она может не простить?

— И я люблю вас, — прошептал я.

Мы с Холмсом не смотрели друг на друга. Но я знал, что он услышал меня.


~*~*~*~
— Тогда чего же вы хотите, миссис Чивли?

— Почему вы не зовете меня Лорой?

— Не люблю этого имени. — Лорд Горинг ускользнул от руки, которую миссис Чивли намеревалась положить ему на плечо.

— Когда-то вы его обожали.

— Именно поэтому.

Было ясно, кристально ясно, что когда-то он был в нее влюблен. И ясно — так же ясно — что ныне она ему отвратительна. Она отталкивала его, и одновременно странным образом притягивала к себе, и его язвительные реплики звучали так, будто жалили и его самого, остроты срывались с губ, словно он желал, чтобы они стали клинком и ранили ее — так, чтобы дать ей понять, насколько глубоко она сама когда-то ранила его. Он смотрел на нее с яростью человека, жизнь которого висит на волоске и который бросается в бой отчаянно, потому что знает, что ему может не хватить сил на долгое сражение.

— Но, милый мой Артур, женщин нельзя обезоружить комплиментами. Мужчин — да.

— Насколько я знаю женщин, их ничем не обезоружишь.

В голове промелькнула незваная мысль. Ты ведь знаешь, что он — женщина.

Я смотрела на лорда Горинга. Он оставался лордом Горингом. Между ним и миссис Чивли продолжали сыпаться искры. И внезапно я уже перестала понимать, женщина ли лорд Горинг или мужчина.

Меня захлестнуло чувство острейшего и мучительного смятения. Но с ним было смешано неизвестное — и, возможно, в каком-то смысле тоже мучительное — наслаждение.

Если болтовня сэра Роберта и оставила меня равнодушной, то сейчас мое внимание было приковано к сцене. Потому что лорд Горинг и миссис Чивли наконец-то сошлись в битве. И потому что я начала понимать, что влюбилась в лорда Горинга. Кем бы, чем бы он ни был.


~*~*~*~
— А, — сказал Холмс. — Сейчас вы увидите, в чем дело с бриллиантовым браслетом.

— Почему вы все время называете брошку браслетом, Холмс?

— Потому что я уже видел эту пьесу. — Он с нетерпением наклонился вперед.

Лорд Горинг заполучил эту брошь при довольно странных обстоятельствах в конце первого акта, и с тех пор она не упоминалась. В антракте я громко отметил Холмсу этот недостаток сюжета. Теперь же миссис Чивли наконец уведомила лорда Горинга, что брошь принадлежала ей; и мне показалось, что он встретил эту новость с довольно странным волнением.

— Бриллиантовая змейка с рубином?

— Да. Как вы узнали? — ответила миссис Чивли.

— Потому что я сам ее и нашел. — Лорд Горинг вынул драгоценность из ящика и провел алмазным хвостом по раскрытой ладони. — Вы ее наденете?

— Конечно. Если вы мне приколете, — ответила миссис Чивли, многозначительно придвигаясь к нему.

Лорд Горинг улыбнулся. Он бережно взял руку миссис Чивли и, вытянув ее вперед, положил на нее украшение.

— Что вы делаете?.. Я и не знала, что ее можно носить как браслет, — сказала она, триумфально улыбаясь.

— Не знали? — спросил он.

— Нет. Но так тоже неплохо. Посмотрите, как он хорош на мне! — довольно отметила она.

Все случилось в одно мгновение. Лорд Горинг защелкнул браслет на запястье миссис Чивли, внезапно вывернув ей руку так, что она оказалась к нему спиной, и ладонью крепко прижал украшенное драгоценностью запястье к ее плечу.

Она содрогнулась от вздоха и замерла, словно пойманное животное, испуганное чем-то неведомым. Узница, пленная, закованная в бриллиантовую цепь человеком с неумолимой волей, в чьей хватке она сейчас трепетала.

— Да, — прошипел лорд Горинг. — Гораздо лучше, чем когда я в последний раз его видел.

Я непроизвольно вцепился пальцами в бедро Холмса, стиснув тугие мышцы, которые почувствовал сквозь ткань брюк.

У него сбилось дыхание, и я убедился — тот самый разряд возбуждения, который пробежал по моему телу, когда браслет щелкнул на ее запястье, ощутил и он.

— Когда вы его видели? — прошептала миссис Чивли.

— Десять лет назад. На леди Беркшир, у которой вы его украли, — ответил лорд Горинг.

Губы Холмса приблизились к моему уху настолько, что я ощущал его влажное дыхание.

— Помните, Уотсон, — прошептал он. — Мы точно так же на сцене, как и актеры.

Он был прав. И нам оставалось лишь смотреть, как лорд Горинг играет со своей пленницей.

— Этот браслет нельзя снять, не зная, где пружинка. — Тут миссис Чивли попыталась сорвать украшение с руки. — А вы, я вижу, не знаете.

Я заметил полную торжества и желания улыбку, которая осветила лицо Ирэн Адлер над бабочкой лорда Горинга, а потом снова посмотрел на Холмса.

— Как вы считаете, нам обязательно смотреть четвертый акт, Уотсон? — прошептал он.

— Никоим образом, — ответил я.

— Тогда идемте со мной.

Он схватил меня за руку и повел прочь из ложи, вниз по лабиринту коридоров и лестниц, пока мы не оказались у двери, которую охранял человек в форме швейцара.

— Приношу свои извинения, сэр, — сказал он. — Пока не кончилась пьеса, посетителей в гримерные пускать нельзя.

— Вот моя карточка, — не отступился Холмс.

Швейцар изменился в лице, увидев карточку — или, возможно, число на банкноте, обернутой вокруг нее.

— Да, сэр, мисс Адлер приказала, чтобы я сразу же вас провел. Сюда, сэр. — Он открыл дверь. — Гримерная мисс Адлер по правую руку, сэр.

Швейцар остался с той стороны. Холмс втащил меня в гримерку Ирэн Адлер и, закрыв за нами дверь, запер ее на замок.

— Холмс… — начал я.

— Лорд Горинг пробудет на сцене до самого финала спектакля, — прошептал он, хватая меня за лацканы и целуя с такой силой, что я пошатнулся и впечатался в стену. — Переодеваться ему больше не нужно. У нас есть по меньшей мере сорок пять минут.

— Холмс…

— Мне очень жаль, Уотсон, — добавил он, продолжая вытворять со мной вещи, которые свидетельствовали о том, что ему ничуть не жаль. — Но я отчаянно желаю вас, сию же секунду. Если вы, конечно, не возражаете.

Множество мыслей промелькнуло у меня в голове — например: «это незаконно», или «это безумие», — но озвучить их мне не пришлось. Вместо этого в итоге я выдавил:

— Я не каменный, Холмс.

— Возможно… — отозвался он, положив руку мне между ног, — не целиком.

Дрожащие конечности подвели меня, и я почти рухнул на маленький кованый стул, в возбужденном недоумении глядя, как Холмс вынимает из кармана пару легких стальных наручников, которые, как мне показалось, я когда-то видел у инспектора Лестрейда.

— Вы принесли их с собой? — спросил я с удивлением, к которому примешивалось — боюсь, довольно очевидно — страстное нетерпение.

— Помните, Уотсон, — промурлыкал Холмс. — Я уже видел эту пьесу.

Я опустил руки за спинку стула, и Холмс, оседлав меня, потянулся, чтобы надеть наручники.

— Холмс, — тяжело прошептал я, с трудом пытаясь сформулировать единственную оставшуюся в голове рациональную мысль. — У вас ведь есть от них ключ?

Холмс удобнее устроился на моих коленях и выдохнул мне в ухо:

— Их очень легко снять, если знать, где пружинка. А вы, я вижу, не знаете.

И, поскольку я и вправду не знал, мне ничего не оставалось, кроме как закрыть и так уже затуманенные желанием глаза и сдаться на милость его страсти — и своей собственной.


~*~*~*~
Я никогда не бывала за кулисами Ковент-Гардена и поэтому понятия не имела, куда направляется лорд Бексбро. Однако твердо решила идти следом за ним. Он ни разу не обернулся и, кажется, совершенно не замечал меня — да и вообще никого из людей, которыми кишели эти коридоры, — потому что был полностью поглощен движением к своей цели; ею оказалась дверь, перед которой сидел пожилой джентльмен, видимо, швейцар.

— Добрый вечер, милорд. Сюда, пожалуйста. Миссис Беллами еще на поклонах, но она упомянула, что вы можете подождать в ее гримерной.

— Спасибо, Фиппс, — сказал лорд Бексбро и вручил ему сложенную банкноту.

Дверь открылась и снова захлопнулась за ним. Я же укрылась в пустом чуланчике и, поглядывая в коридор, принялась ждать появления миссис Беллами.

Но вместо нее мимо моего укрытия прошел джентльмен в визитке, цилиндре и галстуке. У двери он на мгновение замешкался, но швейцар ее уже приоткрыл.

— Добрый вечер, мисс Адлер, — сказал старик. — Судя по аплодисментам, догадываюсь, все прошло удачно.

Я выглянула из-за угла. Да, это Ирэн Адлер, по-прежнему в костюме, что был на ней в четвертом акте. Она улыбнулась Фиппсу, сняла цилиндр и отдала ему.

— Вполне удачно, как мне кажется, благодарю.

— В вашей гримерной ожидают два джентльмена, — продолжал он. — Мистер Шерлок Холмс и доктор Джон Уотсон.

— Отлично, Фиппс. Спасибо. — И с этими словами она тоже исчезла за дверью.

Конечно, мне было ясно, что куда разумнее оставаться в своем убежище и продолжать наблюдение. Но теперь, когда я узнала, что Ирэн Адлер внутри, меня охватило желание получить туда доступ.

Я все еще боролась с этим самым желанием, как вдруг увидела миссис Беллами, которая, еще в платье миссис Чивли, стремительно прошла по коридору и скрылась за дверью, даже не помедлив, чтобы поприветствовать швейцара. Тот, казалось, привык к подобному обращению — как, видимо, и к потоку молодых людей, которые начали стекаться сюда из зала.

— Да, сэр, разрешите взглянуть на вашу карточку. Нет, миссис Беллами сейчас не принимает посетителей. Нет, боюсь, миссис Беллами приказала, чтобы ее не беспокоили. Да, я прослежу за тем, чтобы миссис Беллами получила ваши цветы. Конечно, виконт. Сюда.

Избранные входили, отверженные через боковой выход плелись на улицу. Какое-то время все это продолжалось без изменений, и тут из-за двери показался лорд Бексбро — под руку с миссис Беллами.

— Доброго вечера, Фиппс, — сказал он.

— Доброго вечера, сэр, — отозвался Фиппс, безразлично глядя им вслед. Когда они повернули к боковому выходу, с плеча миссис Беллами соскользнула накидка, и в глаза мне бросился блеск бриллиантов.

На ней был тот самый браслет. Точнее, брошь.

Я едва не кинулась за ними. Но что бы я сделала? Я не представитель закона; леди Бексбро не приказывала мне обвинять ее мужа в воровстве; если уж на то пошло, я не знала даже, была ли брошь, украшавшая миссис Беллами, оригиналом или копией. Единственным, в чем у меня была хоть какая-то уверенность, было то, что обе они вернутся в театр завтра вечером. Спектакль едва ли обойдется без той или другой.

Мои размышления прервала какая-то суматоха у двери. Фиппс развернул еще одного джентльмена, и тот никак не желал с этим смириться.

— Мне очень жаль, мистер Нортон. Но мисс Адлер не принимает, а миссис Беллами уже ушла.

— Не принимает! — воскликнул молодой человек. — Я ее муж.

— Да, сэр, — бесстрастно сказал Фиппс.

Молодой человек достал карточку и что-то на ней торопливо написал.

— Отнесите это ей и посмотрим, откажется ли она снова меня видеть.

— Сию минуту, сэр, — сказал Фиппс и исчез за дверью.

Через несколько мгновений он появился снова.

— И? — нетерпеливо спросил джентльмен.

— Мисс Адлер желает уведомить вас, что, поскольку миссис Беллами уже покинула театр в компании своей последней добычи, она не может себе представить, что заставляет вас здесь околачиваться, и просила меня посоветовать вам убраться, пока вам не указали на дверь, сэр.

Настал черед мистера Нортона топать прочь, в ночной туман. Я почувствовала, что теперь моя очередь пытаться, и двинулась в сторону двери.

— Эй! — прикрикнул Фиппс, отбросив дежурную вежливость. — А ну убирайся сейчас же!

— Вы ко мне обращаетесь, сэр? — спросила я, повернувшись, со всей холодностью, на которую была способна.

— Это ради твоей же пользы, черт побери, — огрызнулся он, подойдя ближе и заговорщически понизив голос. — Ты ж должна соображать, тут полным-полно ищеек в штатском. Ярдовские шишки ждут — не дождутся, чтобы кто-нибудь беспутный попался им в лапы здесь, да на этом самом спектакле. Так что иди-ка, поищи для своего ремесла местечко поспокойней, будь умницей.

Унижение от того, что меня приняли за самую обыкновенную проститутку, помешало мне озвучить семнадцать вариантов отповеди, которые пришли мне в голову пять минут спустя, когда я уже спешно шла прочь от театра.

Было непонятно, что там с этим браслетом леди Бексбро или почему мистер Холмс вхож за кулисы. Одно я знала точно: завтра вечером я снова приду в театр, и на этот раз мне удастся проникнуть в гримерные.


~*~*~*~
— Мистер Холмс, — сказала Ирэн Адлер. — И доктор Уотсон. Кажется, мы раньше официально не встречались.

Я пожал ей руку с некоторым смущением. Мало того, что мне вспомнились обстоятельства, при которых я впервые увидел мисс Адлер — в тот момент я как раз бросал ей в окно дымовую ракету, которая призвана была уверить ее, что в доме пожар — но к тому же я все еще пытался оправиться от того, чем занимался перед самым ее приходом. Слух Холмса, как всегда более чуткий, чем мой собственный, уловил движение за дверью достаточно рано, чтобы я успел освободиться из своего чрезвычайно компрометирующего положения до того, как мисс Адлер вошла. Но я совершенно уверен, что она заметила и мой излишне яркий румянец, и то, как Холмс складывал платок, коим только что вытер губы со старательно изображаемой непринужденностью.

— Нет, я не имел такого удовольствия, — сказал я. — Должен сказать, вы сегодня играли…

— …гениально, — встрял Холмс, встретившись с ней взглядом в зеркале. — Я видел первую постановку. Ваш лорд Горинг, без сомнения, превосходит оригинал.

— Я так рада слышать это от вас, — сказала она, развязывая галстук. — Ваше мнение для меня очень много значит. — Ее отражение в зеркале мимолетно улыбнулось мне. — Возвращая ваш комплимент, доктор Уотсон, позвольте сказать, какое удовольствие мне доставил «Скандал в Богемии». — Я покраснел еще неистовей. — Вы были гораздо более щедры и снисходительны ко мне, чем многие другие, окажись они на вашем месте. Хотя, конечно, первый абзац** меня огорчил.

Она обернулась и устремила на Холмса смеющийся взгляд, наслаждаясь его смущенным видом.

— Безусловно, я питаю самое глубокое уважение к вашему таланту… — начал Холмс, очевидно, измышляя способ страшно мне отомстить.

Ирэн Адлер рассмеялась.

— Но привязанность вы питаете не ко мне. — Она вздохнула. — Всегда так — хорошие вечно уже заняты...

Этот разговор, судя по всему, стал Холмсу вовсе неприятен, так что я поспешил поменять тему.

— А как поживает счастливый супруг? Мистер Нортон?

Улыбка исчезла с лица Ирэн Адлер, и она снова повернулась к зеркалу. Взгляд ее в отражении показался мне застывшим.

— Мистер Нортон, — проговорила она, — поживает хорошо, как это можно ожидать от человека подобных свойств. По крайней мере, так я слышала. — Выражение досады уже оставило лицо Холмса, сменившись сочувствием. — Вы догадались, конечно, по моему возвращению на сцену…

— …что ваш брак столкнулся с некоторыми трудностями, — закончил за нее Холмс.

Я внутренне посетовал, что сам не смог об этом догадаться и избежать еще большего конфуза на свою несчастную голову.

— Выходя замуж за человека с внешностью Годфри, должно ожидать некоторой неверности, — добавила она. — Но тот факт, что он находится в розыске за мошенничество и в Америке, и в Шотландии, и в Ирландии, стал некоторым потрясением. — Мисс Адлер сняла сюртук и протянула мне. Я повесил его в шкаф. — Я даже не уверена, что наш брак был законным. Кажется, в иных краях у него есть еще одна или две жены. Но давайте оставим эту неприятную тему.

— Конечно, — ответил Холмс. — Могу я спросить, как вы готовились к этой роли?

Мне показалось, что она мне подмигнула, но, возможно, это был оптический обман, вызванный какой-нибудь неровностью на зеркале.

— С помощью наблюдений, конечно же. Лучший способ убедительно сыграть мужчину — это выбрать конкретного знакомого мужского пола и постараться воспроизвести его в своей игре. Как вы считаете, вышло хорошо, доктор Уотсон?

— Превосходно, — ответил я.

— Но, конечно, — продолжала она, не обращая внимания на опешившего Холмса, — лорда Горинга не изобразить, просто копируя поведение мужчины. Я открою вам самый главный секрет. — С колдовской улыбкой она перегнулась через спинку кресла. — Секрет в том, что лорд Горинг предпочитает мужчин. И еще лорд Горинг является нравственным центром этой вселенной. Если вам известно это — вам известно все.

— Нравственным центром? — переспросил Холмс. — Я не знал, что у вселенной Уайльда есть нравственный центр.

— Конечно, есть, — ответила Ирэн Адлер. — Вы ведь придете снова завтра, правда?

— Безусловно. — Холмс поклонился. — Если еще есть билеты.

— Для вас — всегда, — уверила она. — Я просила бы вас в следующий раз обратить особое внимание на диалог лорда Горинга и леди Чивли в третьем акте. Тогда вы поймете, что я имею в виду.

Холмс умолчал о том, что мы уже и так обратили особое внимание на эту сцену.

— Я запомню. Доброй ночи, мисс Адлер, и благодарю вас за восхитительный вечер.

— Доброй ночи, мистер Шерлок Холмс, — отозвалась она.

Как только мы оказались на улице, Холмс набрал порядочную скорость.

— Холмс! — Я прибавил шаг, чтобы не отстать.

— Какого дьявола она имела в виду, «питаю не к ней»? — выпалил он, оборачиваясь ко мне.

— Я решил, что она имела в виду меня, Холмс.

— Но как это возможно, что она знает?

Я уставился на него в откровенном изумлении.

— Холмс, это же вы вечно твердите о женской интуиции. Если вы сами верите в десятую часть своих рассуждений о прекрасном поле, то должны понимать, что нельзя орально удовлетворить своего любовника в гримерке женщины и ожидать, что она ничего не заподозрит.

Я подозвал кэб. Холмс, разом помрачневший, залез в него, а я потянулся, чтобы дать указания вознице.

— Бейкер-стрит 221б. Не спешите, и держитесь хороших дорог.

— Ясно, сэр, — кивнул кэбмен.

Я сел, закрыл дверь и опустил экраны на окнах.

— Наверное, вы правы, Уотсон, — огорченно проговорил Холмс. — Это было весьма неосмотрительно с моей стороны и рискованно для нас обоих. — Он посмотрел на меня с опаской. — Вы не сердитесь?

— Что ж, это было чертовски безрассудно, — ответил я.

— Простите, что подверг нас такой опасности. — Он откинулся на спинку сиденья. — Это было серьезной ошибкой в суждении.

— Что в самом деле было ошибкой в суждении, — ответил я, наклоняясь над ним, — так это позволить мне оставить наручники у себя.

Ощутив, как вокруг его запястий щелкнула сталь, он вздрогнул. Хотя теперь, по крайней мере, они были теплыми.

— Уотсон, — запротестовал Холмс, когда я потянулся к его брюкам. — Если уж говорить об опасности…

— Ему приказано держаться хороших дорог.

Конечно, я понимал, что сор на полу кэба совершенно испортит мне брюки на коленях. Но на эту жертву, несомненно, стоило пойти. Единственное, что меня действительно беспокоило, — я был не совсем уверен, что помню, где пружинка.

~*~*~*~
— Леди Бексбро?

Всю вторую половину моего рассказа о событиях вечера она беззвучно проплакала, и теперь пыталась собраться.

— Да, Вайолет?

— Боюсь, это еще не все.

— Не все? — повторила она, как если бы не могла представить ничего хуже, чем подтверждение того, что ее муж бегает за актрисой, которая даже не моложе ее самой.

— Я как-то видела у вас в ящике с украшениями бриллиантовую брошь в форме змеи, — сказала я.

Она кивнула, все еще в слезах.

— Думаю, вам лучше проверить, по-прежнему ли она там.

Леди Бексбро вытащила ключи и подошла к ящику, но прежде, чем отпереть его, обернулась ко мне.

— Сначала скажите, почему вы меня об этом просите.

Я объяснила.

Снова разразившись слезами, она выдвинула ящик и перерыла его содержимое. Наконец, яростным толчком одной руки задвинув его обратно, другой она ударила по мраморной крышке туалетного столика.

— Ее нет! — воскликнула леди Бексбро. — Это был его первый подарок мне. И он исчез!

Хоть отчасти я и ожидала этого, но подтверждение меня потрясло.

— А знаете, в чем шутка, Вайолет? — сказала она, хотя, судя по виду, ей это смешным не показалось. — Он купил ее мне в подарок на деньги, одолженные… одолженные в счет состояния, которое, как он знал, я ему принесу. Так что она дважды моя, а он — дважды вор.

— Мадам, — сказала я. — Что я могу сделать?

Она выпрямилась и снова обрела частицу той горделивой надменности, что стоила ей многих друзей среди людей ее круга.

— Я не хочу публично обвинять мужа в воровстве, — сказала леди Бексбро. — Но не могу смириться с тем, что эта женщина щеголяет вещью, которую он подарил мне в знак своей любви. И…

— Мадам?

— Я хочу, чтобы он ее бросил! — выпалила она. — Не нужно публичного позора. Но я хочу, чтобы он почувствовал себя таким же униженным в собственных глазах, как я — в своих!

На мгновение я задумалась.

— Полагаю, есть способ добиться и того, и другого.

— В самом деле? — Я кивнула. — Тогда, умоляю, сделайте это. Я достану все, что понадобится.

В горле у меня пересохло, и я сглотнула.

— Мне нужен будет билет на завтрашний спектакль и немного наличных денег. Кроме того, понадобится одна из визитных карточек лорда Бексбро... — Она кивнула. — ...И один из его фраков.

Глаза леди Бексбро едва заметно распахнулись от удивления. А потом она сказала:

— Конечно, мисс Хантер. Я прикажу его отгладить.


~*~*~*~
— Поглядите, Холмс! — воскликнул я, раздвигая шторы в гостиной. — Это мисс Хантер!

— Кто? — переспросил он лениво.

— Вайолет Хантер. Из «Медных буков». Она направляется сюда.

— Ах да, припоминаю... — протянул Холмс, потягиваясь на диване.

Раздался стук в дверь. Так как Холмс, похоже, не собирался подниматься, я открыл и пригласил Вайолет Хантер войти.

Теперь, когда ее волосы начали отрастать, она выглядела еще очаровательней, чем раньше. Девушка несмело прошла в гостиную, с некоторым беспокойством переводя взгляд с Холмса на меня. Тот махнул рукой, призывая ее садиться, и снова вернулся в свою вальяжную позу.

— Что привело вас к нам снова, мисс Хантер? — спросил я, беспокоясь, что от Холмса вопроса мы так и не дождемся. — Что-то случилось?

Она вздохнула, затянутыми в перчатки руками скручивая платок в трубочку.

— Ситуация ужасно неудобная, но... вы оба знаете меня и, убеждена, поверите, если я скажу, что абсолютно невиновна.

Холмс наконец сел прямо и начал слушать.

— Не виновны в чем, мисс Хантер?

Та, казалось, готова была вот-вот разразиться слезами, но овладела собой и продолжила:

— Я только что от лорда и леди Бексбро, у которых работаю гувернанткой. Я не знала, к кому обратиться, поэтому пришла к вам. Понимаете… из ящика с драгоценностями леди Бексбро исчезло нечто очень ценное. И, боюсь, подозрение пало на меня.

— Вы говорите, что боитесь, — сказал Холмс. — Вас обвинили?

Она покачала головой.

— Не прямо. Но после того как леди Бексбро обнаружила пропажу, она позвала меня к себе и задала несколько в высшей степени оскорбительных и каверзных вопросов. Она не уволила меня, хотя я этого боялась. Но, мне кажется, она только ждет возможности поймать меня с брошью в руках.

— С брошью? — повторил я.

— Да, — кивнула она. — Это бриллиантовая брошь в форме змеи, с рубиновым глазом. Подарок от лорда Бексбро на венчание.

— Как она заметила пропажу? — спросил Холмс.

— Брошь хранилась в запертом ящике у нее в туалетной. Леди Бексбро собиралась вынуть другое украшение и случайно заметила, что оно лежит не на привычном месте. Тогда она поняла, что в ее ящике кто-то хозяйничал. Замок не был взломан, значит, драгоценность забрал человек, у которого был ключ или доступ к нему. Естественно, подозрение в такого рода случаях падает на слуг — а гувернантка таковой и является, что бы там ни говорили.

— Да, конечно, вы правы, — пробормотал Холмс. — Скажите, как вам кажется, кто мог ее взять? Другие слуги, родственники… быть может, сам лорд Бексбро?

— Не знаю, мистер Холмс, — отозвалась она. — Я надеялась, что вы могли бы выяснить… но осторожно. О краже не было объявлено… думаю, леди Бексбро даже мужу еще не призналась, что брошь пропала. Я пришла к вам, поскольку мне известно, что вы человек деликатный. У меня есть скромные сбережения, и я могу…

— Что вы, — отмахнулся Холмс. — Я с радостью возьмусь за ваше дело, так как в настоящее время простаиваю, а какое бы то ни было вознаграждение, конечно же, должна будет предложить леди Бексбро — уверен, она осознает это, когда украшение найдется. Могу вас заверить, что ни один из ваших работодателей не узнает, что мы занялись этой проблемой, пока мы не добьемся положительного результата.

— О, благодарю вас, мистер Холмс, — сказала мисс Хантер, трепетно вздохнув. — Теперь, когда вы на моей стороне, мне уже полегчало.

— Да, разумеется, — сказал Холмс, вставая и открывая дверь. — Хорошего дня, мисс Хантер, и я надеюсь, в самое ближайшее время у нас будут добрые вести.

Мисс Хантер вышла. Он закрыл за нею дверь и остановился в раздумье.

— Холмс! — воскликнул я. — Брошь из спектакля — бриллиантовая змея с рубиновым глазом…

— А, да, конечно, она ее имела в виду, — нетерпеливо перебил он. — Вопрос только в том, что могло заставить такую воспитанную и смышленую юную леди прийти сюда и так беззастенчиво лгать.

— Прошу прощения?

— Если бы леди Бексбро действительно думала, что брошь украла мисс Хантер, то приказала бы обыскать ее вещи, а потом выставила вон, — сказал Холмс. — Либо мисс Хантер и вправду украла драгоценность и теперь пытается использовать нас, чтобы обезопасить себя…

— Холмс, я не могу поверить, что она на такое способна.

— Я тоже. Думаю, гораздо более вероятно, что она сговорилась с лордом или леди Бексбро. Судьба броши, конечно же, очевидна.

— Лорд Бексбро украл ее у жены, чтобы подарить любовнице.

— Именно. А любовница по какой-то непостижимой причине отдала ее в реквизит для самой скандальной постановки в городе. — Лоб его прорезали задумчивые складки. — Что-то здесь нечисто, Уотсон, и мисс Хантер считает, что разобралась в этом. Но я совсем не уверен, что мисс Хантер права.

— Что ж, — сказал я. — Возможно, в таком случае сегодня нам удастся увидеть четвертый акт?

— Возможно, — согласился он. — Утром мне пришлось вернуть Лестрейду наручники.

— Весьма прискорбно.

— Уверен, что с изобретательностью, присущей истинным британцам, мы сумеем справиться и без них.

— Определенно.

@темы: Шерлок Холмс, Переводы, Доктор Уотсон, Ирен Адлер, Слэш, Фанфики

---

Rose

[Karla Frazetty]

Мой рисунок с Большой Игры. К сожалению, там он был не в самом лучшем качестве, плюс требовалось доработка. Так что это законченный вариант)


Rose by ~KarlaFrazetty on deviantART

@темы: Иллюстрации, Шерлок Холмс, ДевиантАрт, Фан-арт

---

Большая Игра-2

[Curly_Sue]

Внимание! 14 июня в 23:59 (по московскому времени) закончится голосование на «Большой Игре-2» по Шерлоку Холмсу»! Оценивать работы будет уже нельзя, но оставлять комментарии - можно и нужно!

В этом году в конкурсе принимают участие девять команд, а это значит, что более сотни сильнейших фикрайтеров, артеров и клипмейкеров в данный момент готовы представить свои работы вашему вниманию!
Мы готовились три месяца, чтобы вас удивить, и ждем ваших отзывов и комментариев!
Не стесняйтесь, если вы новичок – достаточно всего лишь проставить логин, пароль и галочку «зарегистрироваться» при отправлении своего первого сообщения на форуме.
Читайте, смотрите, делайте ставки в тотализаторе!

Если вас нет в обзорной ленте, но вы рекомендуете, критикуете или просто делитесь впечатлениями о работах с Большой Игры-2 – обязательно присылайте ссылку в умыл  Обзоры Шерлок ВВС.
Следите за нами, почувствуйте себя детективами!

БАННЕРЫ (перенаправлены на раздел выкладки)

<a href="http://slashyaoi.borda.ru/?0-18-0"><img src="http://s1.hostingkartinok.com/uploads/images/2012/02/35aeb2963cdf5ca6a7e849414fc32aa0.gif" /></a>

1.

<a href="http://slashyaoi.borda.ru/?1-18-0-00000000-000-0-0-1328473211"><img src="http://s1.hostingkartinok.com/uploads/images/2012/02/529033e7be87b43f8fcd2119465b3cbc.jpg" /></a>

2.

<a href="http://slashyaoi.borda.ru/?0-18"><img src="http://s1.hostingkartinok.com/uploads/images/2012/02/802ae8997cd94e041c5597ad0269cb06.jpg" /></a>

3.

<a href="http://slashyaoi.borda.ru/?0-18"><img src="http://s1.hostingkartinok.com/uploads/images/2012/02/806a88f9d28354aed6e196e4eaf60c7b.jpg" /></a>

4.

[url=http://slashyaoi.borda.ru/?0-18][img]http://static.diary.ru/userdir/9/3/4/2/9342/73464370.gif[/img][/url]

Автор баннеров Sherlock.

согласовано с модератором

запись создана: 15.05.2012 в 00:06

@темы: Разное

---

[logastr]

@темы: Разное, Ссылки, Фанфики

---

ПОВ Шерлока Холмса

[Нийя]

В каких именно рассказах АКД повествование идёт от имени Шерлока Холмса?
Ответ получен

Дополнительный вопрос
Слуга Шерлока Холмса Билли фигурирует только в "Камне Мазарини" или есть где-то ещё?
Ответ получен

@темы: Шерлок Холмс, Холмс, Литература, Персонажи